Избранные произведения в 2-х томах. Том 1
Шрифт:
— Прошу, — ответила хозяйка. — Пятьдесят марок!
Удивлённый Штельмахер даже свистнул:
— Но ведь первую порцию я пил за сорок пять, фрау Линде, это я хорошо помню.
— Коньяк дорожает.
— Действительно, — ответил Штельмахер, — дорожает на глазах у публики.
— А кроме того, — продолжала фрау Линде, — предыдущую пачку сигарет вы мне продали за семьдесят пять марок, а за эту взяли уже восемьдесят. Удивляться нечему.
— Действительно, нечему, — подтвердил Штельмахер. — Можете быть уверены: следующая пачка будет стоить ещё дороже.
— Вы не знаете политэкономии, Штельмахер, — с сознанием своего превосходства объявила фрау Линде. — Я-то найду другого поставщика сигарет, а такого коньяку вы в городе не достанете. Давайте не ссориться. Это будет лучше для вас.
Тем временем в большом низком зале появились новые посетители — бывший антрепренёр господин Пичман и фрау Я нике, которая тоже некогда имела отношение к театральному искусству. Войдя в ресторан, они поздоровались с фрау Линде, как старые знакомые, и уселись за столик, где красовалась небольшая картонка с надписью: «Для постоянных гостей». Когда-то это было немалой честью — считаться постоянным посетителем ресторана «Золотая корона».
— Два пива! — заказал Пичман. — Очень рад видеть ваш ресторан вновь открытым, фрау Линде.
— Наш город начинает приобретать прежний вид, — лениво произнесла фрау Янике. — Разве не правда? Ресторан «Золотая корона» сверкает огнями на всю улицу! Жаль, конечно, что он открыт лишь до десяти. И когда только снимут это военное положение!
— К сожалению, таков приказ нашего коменданта, — ответила хозяйка.
— А приказы надо исполнять, — подмигнул ей Пичман. — Ваше здоровье, Марта! — Подняв тяжёлый бокал, он сделал такое движение, будто хотел выпить его до дна, но отпил лишь маленький глоток и снова поставил пиво на кружок картона, предусмотрительно положенный на скатерть.
— Ваше здоровье! — ответила фрау Янике, так же бережно отпивая глоток.
В это время Эдит Гартман переодевалась в маленькой комнатке за стойкой. Она достала из чемоданчика чёрное вечернее платье, отделанное кружевами. Когда-то это было очень красивое платье, и, выступая в нём, Эдит пользовалась большим успехом. Правда, с тех пор платье порядком поизносилось. Но сегодня Эдит решила выступить именно в нём.
На душе у актрисы было смутно. На память невольно приходил осуждающий взгляд капитана Соколова во время их последней беседы в комендатуре.
«Должно быть, прав капитан Соколов. Стыдно Эдит Гартман выступать в ресторане с пошлыми песенками!»
До сих пор ей казалось, что она совершенно свободна в своём выборе, и Эдит очень этой свободой дорожила. Исполнение эстрадных песенок и выступление в случайных концертах она считала печальной, но временной необходимостью, занятием, которое по крайней мере не требует участия души и пройдёт для неё бесследно. Конечно, порой приходила в голову мысль, что в таком существовании нет и намёка на элементарную независимость, как, впрочем, нет и искусства. Но такие мысли были неприятны, и Эдит старалась их быстрее заглушить. Она хотела создать себе хотя бы иллюзию свободы.
Больше всего поразили её во время разговора с капитаном слова о будущей демократической Германии, перед которой когда-нибудь придётся держать ответ за нынешнее бездействие. Эти слова не раз вставали в памяти Эдит и заставляли её внимательнее приглядываться к окружающим её людям и их поступкам.
Она окинула критическим взглядом Гильду Фукс. Очень возбуждённая и, кажется, даже слегка опьяневшая, она быстро и привычно надевала свой экстравагантный костюм. Злые языки утверждали, что на него не ушло и одного метра материи. Однако чувствовала она себя в нём прекрасно.
Эдит, взглянув на Гильду, вполголоса напевавшую весёлую песенку, поднялась и вышла в зал. Её вдруг испугала мысль: «А что, если капитан Соколов тоже пришёл сегодня в ресторан?» Она окинула взглядом столики и облегчённо вздохнула, нигде не обнаружив золотых погон.
— Скоро начнём, Штельмахер? — спросила актёра.
Штельмахер не успел ответить: навстречу Эдит одновременно поднялись Пичман и Янике.
— Вы, как всегда очаровательны, дорогая Эдит, — провозгласила Янике.
— Мы пришли полюбоваться вами, — поддержал Пичман.
Эдит, заметив Лешнера, подошла к нему:
— Что ты здесь делаешь, Эрих?
— Я очень рад видеть тебя, Эдит, — широко улыбаясь, ответил Лешнер. — У меня в городе разные дела, вот я и зашёл выпить кружку пива и поглядеть на твоё мастерство.
— На моё мастерство? — Эдит почудилась ирония в этих словах. Она внимательно посмотрела на брата, но на его лице ничего нельзя было прочесть.
— Конечно, — спокойно продолжал Лешнер, приглашая её присесть.
— Ну, как ты живёшь, Эрих? — спросила она.
— Ах, какие у нас сейчас интересные дела творятся! Знаешь, в Гротдорфе всё точно в котле бурлит. Землю Фукса и Зандера мы поделили, скот — тоже. И я получил участок. Мы начинаем жить по-настоящему. Ты понимаешь меня?
— Отлично понимаю. А вот я, откровенно говоря, никак не могу начать жить по-настоящему…
В голосе актрисы прозвучала грусть. Лешнер сочувственно поглядел на неё.
— А ты попробуй. Я, признаться, думал, что Эдит Гартман уже в настоящем театре играет, а она по-прежнему в ресторане песенки под чечётку поёт… Будто ничего на свете не изменилось…
— А ты думаешь, я должна…
— Да, я в этом убедился, на своём опыте. Нельзя ждать — надо действовать! Если бы мы ждали, у нас до сих пор не было бы ни земли, ни будущего.
— Да, тебе всё это, пожалуй, подходит. А мне большевики…
— А что большевики? Они сами через всё это прошли. Да, помещиков и всяких там банкиров они, правда, не жалуют. А мне большевики нравятся. Есть у меня знакомый офицер в комендатуре, майор Савченко, так он заранее знает обо всех затеях помещичьих управляющих. Я могу у него получить ответ на все вопросы. Вот и тебе, Эдит, надо бы найти таких советчиков. Очень бы я хотел видеть тебя уже в театре, а не в ресторане.