Избранные произведения в 2-х томах. Том 2
Шрифт:
Сентябрьский день.
Эта глухая улочка - излюбленное место его прогулок. Юханнес бродит по ней взад и вперед, точно по своей комнате, потому что никогда не встречает прохожих, а по обе стороны улицы тянутся сады, где стоят деревья, одетые красной и желтой листвой.
Как могла Виктория очутиться на этой улице? Что привело ее сюда? Он не ошибся, это в самом деле она, и вчера вечером, когда он выглянул: в окно, должно быть, это тоже была она.
Его сердце громко
Взяв себя в руки, он пошел навстречу даме. Узнала она его или нет? Величаво и задумчиво идет она своей дорогой, горделиво неся головку на стройной шее.
Он поклонился.
– Здравствуйте!
– тихо ответила она.
Но она не выказала намерения остановиться, и он молча прошел мимо. Ноги у него подгибались. В конце короткой улицы он по привычке повернул обратно. «Я буду смотреть на тротуар и не подниму глаз», - подумал он. Только пройдя шагов десять, он поднял глаза.
Она остановилась у какой-то витрины.
Что ему делать - свернуть в ближайший переулок? Почему она здесь стоит? Это неказистая витрина бедной лавчонки, где громоздятся положенные крест-накрест куски красного мыла, какая-то крупа в банке да погашенные почтовые марки.
Пожалуй, он пройдет еще десяток шагов, а потом повернет обратно.
И вдруг она посмотрела на него и пошла навстречу. Она шла быстрыми шагами, точно разом набралась смелости, а заговорив, с трудом перевела дыхание. И улыбка ее была какая-то напряженная.
– Здравствуйте! Как забавно, что я вас встретила.
Господи, что делалось с его сердцем, оно не билось, оно дрожало. Он хотел что-то сказать, но не мог и только пошевелил губами. От ее одежды, от ее желтого платья, а может, от ее дыхания исходил едва уловимый аромат. В эту минуту он еще не успел рассмотреть ее лицо, только узнал нежную линию плеч и увидел длинную, узкую кисть на ручке зонтика. Это была ее правая рука. На пальце было кольцо.
В первые мгновения он этого не понял и не осознал беды. Просто рука ее была невыразимо прекрасна.
– Я уже целую неделю в городе, - продолжала она.
– Но вас я не видела. То есть нет, видела однажды на улице, и кто-то мне сказал, что это вы. Вы так возмужали.
Он пробормотал:
– Я знал, что вы в городе. Вы долго пробудете здесь?
– Несколько дней. Нет, недолго. Мне надо возвращаться домой.
– Спасибо вам за то, что мне посчастливилось увидеть вас, - сказал он.
Пауза.
– Вообще-то я заблудилась, - сказала она наконец.
– Я живу в семье камергера. Куда ведет эта улица?
–
Они пошли вдвоем.
– А Отто сейчас дома?
– спросил он первое, что пришло ему в голову.
– Дома, - коротко ответила она.
Из какой-то подворотни вышли несколько мужчин, они тащили пианино и загородили тротуар. Виктория отшатнулась влево, на миг прижавшись плечом к своему спутнику. Юханнес посмотрел на нее.
– Извините, - проговорила она.
От ее прикосновения по всему его телу разлилась блаженная истома, ее дыхание на мгновение коснулось его щеки.
– Я вижу, у вас кольцо, - сказал он и улыбнулся с равнодушным видом.
– Вас можно поздравить?
Что она ответит? Он глядел на нее, он затаил дыхание.
– А вы?
– спросила она.
– Разве вы не обзавелись кольцом? Ах да, в самом деле... А кто-то говорил... Теперь о вас так много рассказывают и в газетах пишут.
– Я напечатал несколько стихотворений, - ответил он.
– Но вы, наверное, их не читали.
– А разве это не была целая книжка? Мне казалось...
– Да, была еще и небольшая книжка.
Они вышли к какому-то скверику, и, хотя ее ждали в доме камергера, она не спешила, она села на скамью. Он остановился перед ней.
Вдруг она протянула ему руку и сказала:
– Сядьте тоже.
И только когда он сел, выпустила его руку.
«Теперь или никогда!» - подумал он. Он снова попытался заговорить насмешливым и равнодушным тоном, улыбнулся, поглядел в пространство. Ну же, смелее.
– Что ж это такое, вы обручены, а мне, своему старому соседу, об этом ни слова!
Она задумалась.
– Я не об этом хотела говорить с вами сегодня, - сказала она.
Сразу сделавшись серьезным, он тихо отозвался:
– Да я и так уже все понял.
Пауза.
Он продолжал:
– Я всегда знал, что как бы я ни старался... все равно, не я... Я всего лишь сын мельника, а вы... Ну да ничего не поделаешь. Я даже сам не понимаю, как у меня хватает смелости сидеть с вами рядом, да еще заводить такой разговор. Я бы должен стоять перед вами или, вернее, пасть перед вами на колени. Так было бы правильнее. А я сижу... Должно быть, годы, что я не жил дома, сделали свое. Я как-то осмелел. Я ведь знаю, что я уже не ребенок, знаю, что вы не можете бросить меня в тюрьму, даже если захотите. Вот почему я осмелел. Только не сердитесь на меня, уж лучше я помолчу.