Избранные произведения в 2-х томах. Том 2
Шрифт:
Мы постояли в коридоре второго этажа, прислуши ваясь к веселым выкрикам из комнаты фру. Но сама фру говорила ясным, четким голосом и пьяной не ка залась.
– Ну, она у нас молодцом, - сказала Рагнхильд.
Я был бы не прочь хоть одним глазком взглянуть на фру.
Мы с Рагнхильд сошли вниз, в кухню. Но мне не сиделось, я снял лампу со стены и попросил Рагнхильд следовать за мной. Мы снова поднялись наверх.
– Вызови фру, - сказал я.
– Это еще зачем?
–
Рагнхильд постучалась и вошла.
Лишь тогда, в самую последнюю секунду, я стал придумывать, о каком деле буду с ней говорить. Мож но, к примеру, просто заглянуть ей в лицо и сказать: капитан велел вам кланяться. Нет, этого мало. А можно так: капитану пришлось уехать, потому что Нильс не хотел отпускать никого из нас.
Секунды бывают очень долгими, а мысли мелькают с быстротой молнии. Мне хватило времени, чтобы от вергнуть оба эти плана и до прихода фру придумать третий. Впрочем, и последний мой план вряд ли в чем превосходил два предыдущих.
Фру с удивлением спросила:
– Тебе чего?
Подошла Рагнхильд и тоже удивленно воззрилась на меня.
Я сдвинул козырек лампы, чтобы свет падал на лицо фру, и сказал:
– Прошу прощения, что беспокою в такой поздний час. Завтра рано утром я собираюсь на почту, не желает ли фру передать со мной какие-либо письма?
– Письма? Нет.
– Фру отрицательно покачала го ловой.
У нее был блуждающий взгляд, но пьяной она не казалась. Хотя, может быть, она просто умеет дер жаться.
– Никаких писем у меня нет, - повторила она и хотела вернуться к себе.
– Прошу прощения, - повторил я.
– Тебя капитан посылает на почту?
– Нет, я сам.
И фру ушла. Уже в дверях она с возмущением ска зала своим гостям.
– Очередной предлог.
И мы пошли вниз. Фру я все-таки повидал.
Ведь это же надо попасть в такое унизительное положение! А уж когда Рагнхильд проговорилась, я от нюдь не воспрянул духом, нет, от ее слов я совсем сник. Эта милая девушка просто-напросто обманула меня, ка питан не поручал ей бодрствовать всю ночь напролет. Рагнхильд доказывала мне, что я неправильно ее понял, но тем отчетливей стало мое подозрение. Сегодня вече ром, как и всегда, Рагнхильд шпионила на с в ой страх и риск, исключительно из любви к искусству.
Я ушел к себе. Посмотрим, к чему привела моя на стырность. Очередной предлог, так назвала это фру, - она, без сомнения, меня раскусила. И в жестокой досаде я дал себе слово отныне и навсегда никем и ничем здесь не интересоваться.
После этого я, как был, одетый бросился на по стель.
Окно у меня было открыто, и вот немного спустя я услышал, что фру Фалькенберг вышла из дому и что- то громко говорит; инженер тоже с ней вышел и время от времени коротко ей отвечает. Фру без устали востор галась, какая чудная погода, какой теплый вечер, какая благодать на дворе, насколько здесь лучше, чем в ком натах!
Но теперь ее голос звучал
Я подбежал к окну и увидел, что парочка стоит возле каменных ступеней у спуска в заросли сирени.
Инженера, казалось, одолевает какая-то мысль, которой он раньше не давал выхода.
– Выслушай меня наконец!
– воскликнул он. Затем последовал краткий, энергичный призыв, этот призыв не остался без ответа, не остался без награды. Инженер говорил с фру, как говорят с тугоухим, ибо она так дол го была глуха к его мольбам; они стояли возле каменных ступеней, они позабыли про все на свете. Гляди и внимай, это была их ночь, их слова, весна толкала их в объятия друг к другу. Он весь пылал, при каждом ее движении он дымился, он был готов схватить ее в любую минуту. Все взывало к действию, и желание обо рачивалось грубой хваткой. И сам он горел огнем!
– Я долго тебя упрашивал, - сказал он, задыхаясь от возбуждения.
– Вчера ты почти согласилась, сегодня ты снова глуха к моим мольбам. Неплохая задумка: все вы - и Братец, и тетенька, и ты - будете предаваться невинным развлечениям, а меня держать штатным лейтенантом при дамах. Ничего у вас не выйдет, не надей тесь. Ты предо мной как сад запертый, источник запеча танный, и ограда ветхая, и врата - да ты знаешь, что я сейчас с ними сделаю?
– Что ты сейчас с ними сделаешь? Ох, Гуго, ты слишком много нынче выпил, ты ведь так молод. Мы оба слишком много выпили.
– А ты ведешь со мной недостойную игру, ты посы лаешь гонца за письмом, чтобы его незамедлительно тебе доставили, а в то же время у тебя хватает ковар ства подавать мне надежду... обещать мне...
– Я больше так не буду.
– Не будешь?
– подхватил он.
– Ты что этим хо чешь сказать? Я видел, как ты подошла к мужчине. Ну, ко мне самому, другими словами - я помню твое живое прикосновение, твои губы, твой язык, ты поцеловала ме ня, о да, ты поцеловала меня! Молчи лучше, не повто ряй, что ты больше не будешь так делать, уже сделано, я до сих пор это чувствую, для меня это была благостыня, и спасибо тебе за то, что ты так сделала. Ты до сих пор прячешь на груди письмо, а ну покажи мне его.
– Как ты настойчив, Гуго. Но нет, час уже поздний, давай разойдемся каждый своим путем.
– Ты мне покажешь письмо или нет?
– А зачем оно тебе? Нет.
Тут он рванулся, словно хотел броситься на нее, но одумался и процедил сквозь зубы:
– Что? Не покажешь? Ох, какая же ты... чтобы не сказать дрянь, впрочем, ты еще хуже...
– Гуго!
– Да, да, еще хуже.
– Тебе непременно хочется увидеть письмо? Гляди!
Она сунула руку за корсаж, достала письмо, развер нула и помахала им в воздухе. Пусть Гуго увидит, как она невинна.
– Вот, пожалуйста. Это письмо от моей матушки, видишь подпись? Письмо от мамы. Вот!
Он вздрогнул, словно его ударили, и сказал только:
– От мамы? Значит, письмо не такое уж важное.
– Суди сам. Сказать, что не важное нельзя, но... Он прислонился к забору и начал развивать свою мысль: