Избранные произведения в 5 томах. Книга 2: Флейта Аарона. Рассказы
Шрифт:
— Мне кажется, что проняли, — сказал Аарон.
— Он никогда мне этого не простит, уж поверьте мне. Ха-ха-ха! Ведь это придает остроту отношениям, когда знаешь, что тебя не простят. Бедные старые девы! Верно, они сейчас вяжут чулки своими языками и ежеминутно спускают петли! Ха-ха-ха!
Аарон засмеялся. Он никогда не встречал людей такого типа, как Аргайл, и забавлялся его обществом. Его ехидство, покуда оно было направлено на третьих лиц, имело известную привлекательность. В свое время он, вероятно, был красив, со своим гладко выбритым мускулистым лицом.
— А что же вы собираетесь делать во Флоренции? — спросил Аргайл.
Аарон объяснил.
— Прекрасно, — ответил Аргайл, — используйте их, сколько сможете, а затем отправляйтесь. Уезжайте, пока они не очернили вас. Если они увидят, что вы чего-то хотите от них, они будут обращаться с вами, как с собакой. Они страшно пугаются, если заметят, что кто-нибудь имеет на них виды. Я лично никогда к ним не хожу! Терпеть не могу их глупых чаепитий.
Ресторан совсем опустел, бледный лакей, — наверное, он подхватил малярию во время войны, — еле держался на ногах. Аарон встал.
— Я тоже иду сейчас, — сказал Аргайл и нетвердо встал на ноги. Лакей подал ему пальто и довольно-таки помятую шляпу. Аргайл взял в руки тросточку.
— Не обращайте внимания на мою внешность, — у меня все совершенно износилось! В Лондоне у меня полный комод платья, да только некому привезти его оттуда. Ну, я готов. Аванти!..
Аарон покинул Аргайла у дверей его отеля и получил приглашение непременно побывать у него.
— Итак, не забудьте, в двенадцать, в понедельник! — И Аргайл крепко сжал его руку.
На следующий день у Алджи была масса народу. Алджи имел прекрасную квартиру, чище и уютнее, чем у женщины. Всюду были вазы с цветами, картины, книги, старинная обстановка. Порхающий, прекрасно одетый Алджи был очаровательным хозяином. Гостям это было приятно. Все они, по правде сказать, были очень своеобразны, даже исключительны в своем роде. Аарон разговорился со старым кудрявым итальянцем в серых перчатках, с манерами времен королевы Виктории. Он говорил что-то о леди Сорри, лорде Марш, и понять его было невозможно. Слова его сыпались, как сливы из прорвавшегося бумажного мешка. Но сам он был доволен. Он так любил говорить по-английски!
На диване, вблизи Аарона, сидела маркиза Дель-Toppe, американка из южных штатов, прожившая почти всю свою жизнь в Европе. Ей было под сорок; она была красива, прекрасно одета и, — среди суеты этого сборища — совершенно спокойна. Было заметно, что она находится у Алджи на ролях львицы. Она ничего не ела, потягивала свой чай и молчала. Она казалась грустной, может быть, даже нездоровой. Глаза у нее были печальные. Но она была тщательно подтянута, элегантно и просто одета. И сидя так, — полногрудая, грустная, витающая где-то, она напоминала Аарону современную Клеопатру, думающую о своем Антонии.
Ее муж, маркиз, был маленький, крепкий итальянец, в защитной форме кавалерийского полковника, в кожаных крагах на ногах. У него были голубые глаза, коротко остриженные, темные волосы.
Аарон молчал, не зная, с чего начать. Но он остро чувствовал присутствие сидящей около него женщины, чувствовал ее руку близко от своей. Она закурила, упорно-молчаливо, как бы отсутствуя, с какой-то тенью на темных приподнятых бровях. У нее были темные волосы, но с мягким коричневым оттенком, а кожа нежная и светлая. Грудь ее, должно быть, была мраморно-белой. Почему эта мысль пришла Аарону, — он никогда в жизни не смог бы этого объяснить.
Манфреди, ее муж, вращал своими голубыми глазами, гримасничал и смеялся со стариком Ланти. Но было заметно, что внимание его было обращено в другую сторону, — в сторону жены. Аарону надоело стоять с чашкой, он поставил ее и молча повернулся на свое место. Совершенно неожиданно для него маленький маркиз выхватил свой портсигар и, отвесив учтивый поклон, протянул ему.
— Вы не курите?
— Благодарю вас, — ответил Аарон.
— Здесь турецкие, а с этой стороны — венгерские.
— Спасибо, я возьму турецкую, — сказал Аарон.
Маленький офицер захлопнул свой портсигар и предложил спичку.
— Вы впервые во Флоренции? — продолжал он.
— Всего четыре дня, — ответил Аарон.
— Я слышал, вы имеете отношение к музыке?
— Я только играю на флейте.
— Да, но зато вы играете, как артист, а не как любитель.
— Откуда вы это знаете? — засмеялся Аарон.
— Мне сказали, и я этому верю.
— Очень мило с вашей стороны. Но ведь и вы музыкант?
— Да, мы оба музыканты — жена и я. — Манфреди взглянул на свою жену. Она стряхивала пепел с папиросы.
— Какие? — спросил Аарон.
— Что вы имеете при этом в виду? Конечно, дилетанты.
— Нет, я подразумеваю инструмент. Рояль?
— Да, рояль. Жена, кроме того, поет. Но мы уже давно не упражнялись. Я четыре года пробыл на войне, наша квартира была в Риме. Жена часто бывала в Париже, не хотела оставаться одна в Италии. Итак, вы видите, все проходит, уходит!
— Да, — сказал Аарон. — Но ведь вы снова возьметесь за свое искусство?
— Мы уже начали. По субботам у нас бывают музыкальные утра. В ближайшую субботу — струнный квартет и соло на скрипке. Будет играть дочь профессора Тортоли, композитора; вы, может быть, слышали про нее?
— Да.
— Вы ничего не будете иметь против того, чтобы прийти послушать?
— Будет страшно мило с вашей стороны, если вы придете, — сказала вдруг его жена совершенно просто и естественно.
— Я буду очень рад.
— Смотрите, приходите.
Пока они так беседовали, к ним подошел Алджи.
— Ну как, маркиза, можем мы надеяться хоть на один романс?
— Нет, я не пою больше, — прозвучал медлительный, контральтовый голос.
— Да, — сказал Манфреди, — она не хочет, хотя отлично могла бы петь. Таков ее каприз.