Избранные произведения в двух томах: том I

Артюхова Нина Михайловна

Технических знаний у Ани не было. Но у нее были зоркие глаза, и она даже из другого конца комнаты увидела, что ее преступление открыто.

Бедная маленькая самоуверенная султанша! Ее лицо стало таким испуганным и виноватым.

Впрочем, Владимир не взглянул на нее ни разу. Он нагнул голову и сделал вид, что ищет что-то в самом нижнем (пустом!) ящике.

Гости переглянулись.

Молчание становилось слишком долгим.

Аня поставила на стол вазочку с конфетами и бутерброды, но заварить чай забыла. Сережа пришел ей на помощь.

Чай

уже давно заварился.

Гости, делая вид, что ничего не замечают, стали говорить о чем-то совсем постороннем. Наконец Владимир медленно задвинул все ящики и, подойдя к инженеру, положил перед ним папку.

— Вот, — сказал он. — Это, так сказать, общий вид, а это детали.

Два листа он положил отдельно, сбоку, — они немножко дрожали в его руке.

— А эти два вы уже видели.

Он отошел и сел на валик дивана, упорно не желая смотреть на Аню.

Инженер с явным интересом стал перелистывать чертежи. Но он видел пылающее лицо Владимира и Анино — виноватое.

— Знаете что, — сказал он деликатно, — это все очень интересно, и напрасно вы думаете, что никто здесь не разберется. Но это требует пояснений. Сейчас уже поздно. Любезная хозяйка хочет напоить нас чаем, и мы уйдем. А завтра я пришлю за вами машину, вы приедете, и мы поговорим в деловой обстановке. В партком зайдете. Вас жаждет видеть наш секретарь Батурин, — вы его помните? Он обязательно хочет, чтобы вы были опять в нашей парторганизации. И вообще мы вас нашли и теперь из вас все соки выжмем! Вы разрешите мне взять с собой эту папку?

— Пожалуйста… Но только вам. Вы никому не покажете?

— Ну конечно же.

Сначала Владимир сказал, что чаю не хочет, но потом даже сел к столу и, правда, не пил, но зато старательно разглядывал и вертел свою чашку. Сережа не знал, кого ему жалеть больше: Владимира Николаевича или Аню.

Конечно, Аня сделала нехорошо. Но ведь она старалась, — по-своему, правда, по-нахальному, — но все-таки чтобы было лучше.

Да и получилось бы все не так уж плохо, если бы он ничего не заметил.

Как он обрадовался, когда пришел инженер! Ему было приятно, что о нем помнят, что он может еще быть полезным и нужным.

И вдруг оказывается, что было совсем не так.

Оказывается, что прибежала жена к прежним сослуживцам своего мужа, может быть, поплакала перед ними, рассказала, какой у нее муж несчастный калека, как ему скучно без работы, просила ему помочь, доставить ему удовольствие.

Сереже страшно было подумать о том, что произойдет здесь, когда уйдут гости.

Но вот гости ушли.

Владимир все так же сидел за столом и вертел свою чашку.

Аня тихонько позвякивала посудой, даже пыталась спрашивать кротким голосом:

— Может быть, тебе налить погорячее? Может быть, бутербродов еще сделать? Ведь ты же ничего не ел.

Он отрицательно покачал головой.

Тогда Аня подсела к нему, положила руку на его локоть и скромненько спросила:

—

Володя, ты на меня не сердишься?

Чудачка, разве можно спрашивать так! «Не сердишься?» Ну спросила бы: «Ты на меня очень рассердился?» или сказала бы: «Не сердись на меня, пожалуйста!..»

Владимир наклонил голову и поцеловал ее пальчики.

— Я, Анечка, на тебя сердиться не умею. Попробовал — и ничего у меня не получается. Свирепости не хватило. А если я еще раз буду капризничать, можешь бить прямо без предупреждения. А ты, Сережка, отходи куда-нибудь подальше в сторонку и не вмешивайся.

L

В эту ночь Сережа долго не мог заснуть.

В соседней комнате горел свет; узкая полоска видна была под дверью.

Свет был неяркий: значит, горела лампа на письменном столе.

Раза два или три Сережа слышал, как спрашивала Аня:

— Ты намерен сегодня ложиться или нет?

Владимир Николаевич отвечал послушным голосом:

— Сейчас, сейчас, Анечка. Одну минуту.

Через полчаса опять:

— Володя, я вывинчиваю лампочку!

— Аня, пять минут только! По часам! Я уже кончаю.

И вывинтит, если захочет. Знает теперь, что ей все позволено. Сереже было и приятно, и грустно. Он знал, что Владимир Николаевич никогда уже не будет «несчастным», как говорила Аня. У него есть Аня, у него теперь есть дело, он никогда не будет скучать. Он знает, что он нужен. Как приятно быть нужным! Грустно Сереже было за самого себя. Владимиру Николаевичу нужна Аня, решительная и беззастенчивая, которая заставляет его работать, а если он будет работать слишком много, преспокойно вывинтит лампочку на его столе. Аня, которая бесцеремонно вскрывает заветные ящики, называет его Володькой и даже побить грозилась, в шутку конечно, но разве повернулся бы у Сережи язык пошутить так?

А Сереже Владимир Николаевич сказал: отойти в сторонку и не вмешиваться. Куда-нибудь подальше в сторонку.

И Аня говорила:

— Не вмешивайся в наши семейные дела.

Сережа не нужен. Он даже мешает им — это ясно.

«Семейные дела». Странная вещь — эти семейные дела.

Аня — жена Владимира Николаевича, поэтому ей все позволено. Что бы она ни сделала, все будет хорошо. Попробовал бы кто-нибудь другой, ну хоть эта рыженькая девушка, Анина подруга, которая заходила вчера, — попробовала бы она самовольно ворваться в письменный стол!

Сережа даже зажмурился от удовольствия при мысли о том, как прекрасно сумел бы расправиться Владимир Николаевич с рыженькой девушкой.

А на Аню «не умеет сердиться». И так почти всегда бывает в семейной жизни: одни командуют и делают что хотят, а другие не умеют сердиться. Иногда это бывает муж, иногда жена.

Взять хотя бы Нюркину мать, жену Ивана Кузьмича. Уж на что злющая баба: все соседи ее побаивались. А ее лохматый дед что ни сделает — все хорошо. Другому бы давно глаза выцарапала.