Избранные произведения в двух томах: том I

Артюхова Нина Михайловна

Сережа ответил совсем тихо:

— Я понимаю.

— Дурак — не понял. Извини, что я ругаюсь, это потому, что я нервничаю.

Он провел рукой по лицу и прибавил с досадой:

— Подумать, сколько злодейств наделал за такое короткое время! Через каждые два слова извиняться приходится! Аня не может любить тебя, как сына, просто по причинам техническим: она для этого слишком молода, а ты слишком стар. Но она любит тебя, как младшего брата. Я это очень увидел теперь, когда она тебя разыскивала и меня… утешала. Видишь ли, Сергей,

война так все изуродовала и так разбросала людей… многим приходится заново искать себе место в жизни. Гораздо легче найти себе место в жизни, когда рядом с тобой те, кто тебя любит. Я тебя об этом не прошу… Но мне очень хотелось бы… чтобы ты нашел свое место в жизни где-нибудь рядом с нами. Все. Больше не буду говорить. Теперь я тебя спрошу одну… нет, две вещи. Ты мне ответишь?

— Да.

— Так вот. Ты как сейчас: уйдешь или останешься с нами?

— Я останусь с вами.

— Очень этому рад! А другое… что ты там в окне такое… завлекательно-интересное видишь, что все туда смотришь? Ты ко мне так и не подойдешь?

Сережа бросился к нему.

LV

Яркими звездочками цвели ромашки в траве.

Сережа и Катя медленно сошли со ступенек террасы и остановились, разглядывая друг друга.

— Какой ты длинный, Сережка, — сказала Катя.

— Какие у тебя косы длинные, — почтительно ответил Сережа.

Лена и Митя, Катины двоюродные брат и сестра, убежали в сад.

— Хочешь, пойдем к речке? — предложила Катя.

— Хорошо.

Они пошли неторопливо и чинно. Лена и Митя, увидев их за калиткой, вприскочку побежали вслед за ними.

— Растет молодежь, — сказал Владимир брату. — Какая твоя Катюшка стала! Митиных ребят я бы не узнал.

Они стояли на террасе и грустно смотрели вслед убегающим по дорожке сада ребятам.

В саду не было высоких деревьев. Но от пней тянулись кверху молодые, крепкие побеги, трава была густая, и в ней яркими звездочками белые ромашки.

Несколько домов справа от дома Курагиных были обыкновенные, серые от времени деревенские дома.

Слева белели в серебристой траве новенькие срубы, все они были неодинаковой величины и формы. Рядом с добротными, толстыми бревнами виднелись доски и даже фанера.

Сережина печка уже не была видна. Она спряталась за стенами светлого маленького нового дома. Не было еще ни террасы, ни крыльца. Дверь была высоко над землей, под ней колыхалась густая трава и росли ромашки.

Если бы войти в эту дверь внутрь дома, можно было бы увидеть на печке серый квадрат, не замазанный известкой, и в нем фигуру, нарисованную углем: смешного человечка с лукавыми круглыми глазами.

— Это твой портфель? — спросил Катин отец.

— Да, да, — Владимир подошел к столу и стал вынимать из портфеля бумаги. — Я же хотел тебе похвастаться, для этого и принес. Вот они — достижения науки и техники!

— На мирную жизнь твой завод перешел?

— Да… Ты думаешь,

кто чертил? Сережка? Нет, не Сережка! Я сам, собственноручно! Честное слово!

Старший брат усмехнулся.

— Я вижу, Володька, ты такой же самодовольный хвастун, как и раньше был. Теперь — чертежами, а в письмах хвастался, что лучше ходить стал. Ты это называешь лучше?

— Да, я это называю лучше. А ты, Николай, до того довоевался в своем Берлине, что даже забыл русскую грамматику. Слово «лучше» имеет два значения: во-первых, это сравнительная степень от слова «хорошо», а во-вторых, сравнительная степень от слова «плохо». И не смотри ты на меня такими… критическими глазами! Расскажи лучше про Берлин и его окрестности. Вот и Аня послушает.

— Между прочим, Володя, — сказала Аня, присаживаясь на перила, — берем мы козу или нет? Они прислали мальчика, нужно им что-то ответить. Все говорят, что молоко не всегда достанешь, коров мало. И просят недорого. А осенью, когда мы уедем…

На террасу вбежал Сережа, заглянул под плетеный диван, вытащил оттуда Катины сандалии, сказал в пояснение:

— Очень колко, — и убежал опять.

— Анечка, дело не в молоке. И как можно о козе говорить «между прочим»? Этот вопрос нужно обдумать и обсудить хладнокровно.

— Вот приходил же сейчас Сережа, почему ты с ним не поговорил?

— Для тебя, Анечка, совершенно недоступны переживания мужчины. Мог Сережка сейчас рассуждать о чем-нибудь хладнокровно с Катиными сандалиями в руках?

— Переживайте не торопясь, я не настаиваю. Только нужно им ответить сегодня. К вечеру переживете?

— К вечеру переживем! Что там у них случилось? Что за шум?

От калитки бежала Катя.

— Дядя Володя, иди скорее! Иди скорее в сад!

— Иду скорее. — Он взял Катю за руку. — Посмотри, Анечка, хорошая у меня племянница? Правда?

Аня ответила:

— Очень.

— Дядя Володя, ты пойдешь или нет? В конце концов это бабушка тебя зовет!

— Иду, иду. А в чем дело?

— Там козу привели.

— Козу? Это очень важно. Катюшка, ты не заметила, как Сережа к ней относится?

— Совсем доброжелательно относится.

В саду стояла задумчивая коза. Травы кругом было сколько угодно, но Митя и Лена принесли еще добавочно откуда-то издалека, и коза равнодушно жевала эту принесенную траву.

Владимир смотрел не на козу, а на Сережу, стоявшего около забора.

— Сережа, пойди-ка сюда.

Он прислонил костыль к стволу большого тополя с отломанной верхушкой и обнял Сережу за плечи.

— Как, по-твоему, купить нам козу или не стоит? Если не хочешь, мы ее, бородатую, и к воротам близко не подпустим!

— По-моему… это будет… очень полезно и для Ани, и для ребят… и Кате хочется.

— Я прекрасно понимаю, чего добиваются ребята и Катя. Ты про себя говори. Ну, посмотри на эту козу. Не будет тебе неприятно, что она здесь топает?