Избранные произведения в двух томах: том I
Шрифт:
— Клава! — кричит ей Лена. — Ты как Микула Селянинович!
Лена стоит на зеленом бугорке, рядом с ней дочь бухгалтера Зина и дочь Аграфены Петровны Томочка.
В стороне, около пня, внук директора Витька сбивает ломкие шляпки с бледных весенних поганок.
Он сам напоминает одну из них — такой же тонконогий и бледный, пичкает его бабушка Лексевна, да все не в прок!
Кудрявая Зина напевает что-то веселое и даже стоит пританцовывая. Томочка зато плотным столбиком вросла в землю.
Она похожа на
Ужасно не хочется идти в школу. Так хорошо было бы ступать босыми ногами по холодноватой еще земле, спешить за Белоглазкой, сажать картошку. Она бы сумела не хуже мамы…
Последний день занятий, последний экзамен. А завтра — вольные птицы!
Но этот последний день нарочно будет тянуться особенно долго, так уж всегда бывает! И картошку сажать завтра будет совсем не так интересно, как сегодня.
— До свиданья, мама, я иду.
Перед каждым экзаменом мама целует Лену «на счастье». Хоть и легкий предмет — география, а все-таки… Мало ли какой билет попадется. У мамы уже загорело лицо, и глаза кажутся особенно светлыми и голубыми.
— Пойдемте, девочки, а то опоздаем, — говорит Томочка.
Витька убегает вперед, чтобы успеть перейти речку раньше девочек и разобрать мостки.
О географии думать не хочется, в голову идут совсем посторонние мысли.
«До чего мамы похожи на своих детей! — размышляет Лена. — Вот Аграфена Петровна — такая же матрешка, как Томочка, только не такая яркая, краска немного пооблупилась, а кое-где даже морщинки и трещинки. Галя-смелая — командир! И мама у нее боевая. А Юрик робкий и стеснительный — и мама его даже картошку сажает как-то нерешительно. Сторожиха Маруся энергичная — и Кук у нее такой же. Самый противный — Витька. И самое противное место у него — рубчик на верхней губе, между губой и носом.
И мама его — бригадирша на заводе — сердитая, а губа точь-в-точь как у Витьки.
У Зинки мамы нет, но все равно, бабушка на нее похожа, такая же сухонькая, легкая и веселая».
Девочки выходят на опушку.
Сережки на ветках. Пахнет тополем.
Каждая весна — это чудо.
Ведь еще совсем-совсем недавно здесь лежал глубокий снег.
У лазейки снег был выше забора и даже свешивался завитком на «территорию».
Вот на эту самую опушку Лена вышла как-то после метели и увидела вдали что-то белое в снегу барахтается. Ей показалось — заяц. Но почему тогда тут же дедушка Николай хлопочет, оглобли торчат и розвальни боком?
Подошла поближе — оказалось, никакой не заяц, а целая Белоглазка в снегу увязла, одна голова торчит. Пришлось бежать обратно на завод. Объявили аврал, примчались веселые девушки с лопатами откапывать лошадь.
И казалось, что снег всегда
А теперь на этом самом месте желтые цветы растут…
Желтые цветы росли всюду.
Особенно много их было около телеги, на которой Белоглазка привезла картошку.
На телеге сидел Коленька, весь в желтых гирляндах, как какой-нибудь лесной царь.
Две Гали и Юрик ходили кругом и собирали цветы в плотные маленькие букетики.
Кук цветами не интересовался и разыскивал по канавкам тонкие красновато-зеленые и нежные листики щавеля.
За всей компанией должен был смотреть Боба. Но Боба тоже любил щавель и хорошо знал места, где его можно найти много.
К сожалению, особенно мощные заросли щавеля были далеко от телеги и от поля, совсем в другом конце «территории».
— Откуда ты приносишь, Кук? — спросила Галя-большая, запихивая в рот новую порцию листиков, примятых и спрессованных в крепкой ручонке Кука.
— Оттуда, из канавки.
— Дай! — Коленька потянулся сверху и получил свою долю.
— Кук — вредитель, — сказал Юрик.
— Почему? — удивилась Галя-старшая.
— Потому что он вред приносит.
— Какой вред?
— Щавель Коленьке приносит. А Коленьке щавель есть вредно. У него живот заболит.
— А что такое вред? — спросила маленькая Галя.
— Ну, вред… — Юрик подумал. — Ну вот, например, коровы приносят пользу, а лошади приносят вред.
— Почему? — опять удивилась большая Галя.
— Коровы приносят нам молоко, значит, пользу приносят.
— Ну, а лошади?
— А лошади приносят вред. Они же траву едят? А трава вредная.
Юрик сконфуженно улыбнулся.
— Ты же сама знаешь, что они потом делают…
Галя задумалась.
— Коровы тоже траву едят… и то же самое у них… — возразила она наконец.
— А лошади тоже молоко приносят, я видел, — заметил Кук.
Юрик не нашелся что ответить.
— Пойдемте за щавелем туда, к забору, — сказал Кук.
— А Коленька?
— А мы его под телегу посадим, чтобы не свалился.
— Нужно мешок подстелить, а то ему сидеть сыро.
Подстелили два пустых мешка, подтащили Коленьку за голову и за левую руку к краю телеги и осторожно шлепнули на мешки.
— Ну, вот здесь и сиди.
Многотерпеливый Коленька привык к одинокому сиденью и не протестовал.
Он устроился поудобнее, загнул ножки крендельком и стал играть цветами. Скоро он заснул, не меняя своего сидячего положения, завалившись вперед и немного набок.
А компания двигалась вдоль канавки.
— Вот сюда, — говорил Кук. — Нет, маленький еще! Пойдем в другую канаву!
Телеги уже не было видно за березками и осинками.
Со стороны ворот зафыркало и заревело что-то.