Избранные произведения в двух томах: том I
Шрифт:
— Вы все это уже читали, — сказал он, тихонько выпрямляя гору книг, грозившую обвалом.
— То-то и оно. У меня от них, Сережка, туман какой-то в голове получается.
Ему хотелось о чем-то попросить.
Сережа ждал.
Они поставили все книги обратно в шкаф и закрыли его.
— Сергей, у тебя какая отметка была по черчению?
— Четверка.
— Маловато.
Владимир нерешительно выдвинул ящик стола.
— Ты не мог бы мне изобразить тушью вот эту историю?
Это была
У Сережи сжалось сердце, когда он подумал, сколько карандашей было сломано, сколько разорвано бумаги, как дрожали непослушные пальцы, проводившие зигзаги вместо прямых, и как бешено работала резинка.
Подчистки и поправки, впрочем, только ухудшали дело.
Сереже приходилось видеть, как Владимир писал письма: при первой же неудаче он, по его собственному выражению, «впадал в отчаяние» и уже не мог удержать нервную дрожь пальцев.
Сережа сказал:
— Я попробую, — и стал торопливо доставать чертежные принадлежности.
Пока он раскладывал все на столе, Владимир смотрел на свой чертеж и вдруг «впал в отчаяние».
— Не нужно, Сережка, не хлопочи. Такая гадость! Все равно ничего не выйдет.
Он скомкал чертеж и бросил его в открытое окно.
Рыхлый комок бумаги ударился о раму и рикошетом отлетел в угол за этажерку.
— Аня еще не скоро вернется. Я пойду погуляю.
И, как всегда, когда он был чем-нибудь расстроен, он стал особенно неловким: уронил фуражку, потом костыль.
Идя к двери, отшвырнул попавшуюся на дороге маленькую скамейку и ушиб ногу. Сделал гримасу и по крайней мере с минуту стоял, не двигаясь, посредине комнаты.
— Можно мне пойти с вами? — спросил Сережа.
— Не надо. Ты думаешь, я рассыплюсь где-нибудь по дороге?
— Вы куда пойдете?
— В сквер. Если опоздаю к ужину, приходи собирать то, что от меня останется.
Когда дверь за ним захлопнулась, Сережа побежал в переднюю и стал слушать: ему казалось, что Владимир Николаевич сейчас упадет с лестницы.
Потом он с тревогой смотрел в окно, как тот переходил улицу.
Но все обошлось благополучно.
Голос диктора раздался вдруг за Сережиной спиной. Сережа даже вздрогнул от неожиданности.
— «Приказ Верховного Главнокомандующего…»
— Как рано сегодня! Еще совсем светло.
— «Отличились войска…»
Услышав знакомую фамилию генерала, Сережа бросился на улицу догонять Владимира. Он увидел его на тротуаре, совсем недалеко.
Владимир спрашивал о чем-то прохожего, идущего со стороны площади, — по-видимому, о том, какой город взят.
Когда Сережа подбежал запыхавшись и сказал:
— Ваши! — Владимир ответил с радостным оживлением:
— Мои!
«Мои» — это был его полк, за победами которого он следил с особенным волнением.
— Это Алешка Бочаров старается!
Алешка Бочаров был капитан с черными усами, к которому Сережа пришел в Бельково рассказать о Владимире и который недавно стал командиром полка.
— И как раз письмо от него было вчера, — сказал Сережа.
— Да, пишут, черти, не забывают… Пишет: «Бывали дни, по пятьдесят километров проходили!» Ходят же люди по пятьдесят километров в день! Он и про тебя спрашивал. Да я тебе говорил, кажется.
— Вы ему еще не ответили?
— Нет.
— А на то письмо, которое он весной прислал?
— Нет еще.
— Я его хорошо помню. Усатый такой. Он вас очень любит.
— Я знаю.
— Он ведь и зимой вам писал несколько раз.
— Писал… Ну что ты, Сережка, все в одном и том же направлении? Прямо… продольный пильщик какой-то! Нет, и на те письма я ему тоже еще не ответил. Ни в одном сезоне не отвечал.
— Да я ничего не говорю… Я только думаю — может быть, он обидится?
— Не обидится. Он умный.
— Или подумает, что вы его писем не получаете?
— Не подумает. Ему Николай про меня пишет.
— А может быть… — Сережа замялся.
— Что может быть? Ну уж говори, Сережка, какая у тебя там новая… лесопильная идея появилась?
— Может быть, нам вместе ему написать? Ведь вы же говорите, что он про меня спрашивал. Вы что-нибудь придумайте, а я напишу…
— Что я могу придумать? Рассказать ему, как я со скамейкой воевал?
Первые ракеты с сухим треском поднялись над крышами домов. Ухнули и раскатились пушечные выстрелы. Салют всегда слушали молча.
Светлое вечернее небо и город, над которым взлетали неяркие пучки ракет, казались нарисованными нежными акварельными красками.
Отзвучал последний залп.
Долгая тишина. Ракеты не взлетали больше.
— Все… — сказал Владимир. — Неизвестно еще, Сережка, кто из них уцелел сегодня. Мало их уже осталось, моих стариков. Давай, действительно, напишем завтра Бочарову. Нехорошо я делаю. Ну, а теперь беги домой, хлопотун. Беги, беги. Одному, без няни, погулять хочется.
Вернувшись домой, Сережа вспомнил про смятый чертеж, достал его из-за этажерки, разгладил, положил на стол.
«А что, если я все-таки попробую?»
Таких сложных чертежей в школе ему делать не приходилось. Сначала он не знал, как к нему подступиться.
К тому же здесь нужно было не просто копировать, а многое исправлять и о многом догадываться.
То, что Сережа сделал в первый вечер, он тоже порвал и скомкал.
Но на другой день, оставшись дома один, он снова сел за работу и, правда, урывками, но с большой настойчивостью трудился над чертежом всю неделю.