Избранные произведения в двух томах: том I
Шрифт:
— До чего ж ты быстро! Просто замечательно!
Он наклонился, чтобы получше рассмотреть ее работу.
Аня сказала отрывисто:
— Не смотри под руку, отойди, мешаешь. Ляг немедленно!
Не поворачивая к нему головы, не меняя напряженного выражения лица и ни на секунду не замедляя темпа работы, она подняла кисточку и вывела у него на щеке зеленую яркую закорючку. Владимир засмеялся и вернулся на свое место, где и пролежал терпеливо до тех пор, пока Аня убрала работу, сняла фартук и подошла
Сережа, потрясенный, оставил свои учебники и вышел в маленькую комнату. Сел на кровать в своей «каюте» и долго «переживал» непочтительный поступок Ани.
С первого же дня, когда Сережа назвал ее Анной Павловной, она заявила, что к Анне Павловне не привыкла, просила называть Аней и даже хотела выпить с ним на брудершафт. Но называть на «ты» жену Владимира Николаевича Сережа был не в состоянии.
Самое слово «жена» было чем-то таким почтенным и солидным, но никакой солидности и почтенности не было в Ане.
Ей то и дело приходили в голову идеи, такие же неожиданные, как зеленая закорючка на щеке взрослого больного человека.
Как-то вечером она стояла у окна и вдруг воскликнула:
— Капитан этот противный! Кажется, к нам идет. Разыграем его, товарищи!
Она рванулась от окна.
— Володя, ляг! Сережа, сядь за стол!
Она набросила шинель на Владимира, сунула ему в руки книжку, положила учебник перед Сережей.
Поспешно вынула из шкафа три стакана и три блюдца.
— Чай! Чай! Неужели нет заваренного чая?
Она налила в стаканы холодную сырую воду. Заваренный чай нашелся, она подцветила все три стакана, достала три конфеты, воскликнула:
— Ура! Такие же! — и разложила их по блюдцам.
Раздался звонок, Сережа хотел идти, Аня сказала:
— Сиди, там откроют, — и поставила стаканы: на стуле около дивана, на письменный стол и на подоконник.
Сережа понял, для чего все это, только когда она сама с чопорным видом села кресло у окна, положив на колени раскрытую книжку.
Капитан вошел, обвел взглядом комнату, увидел Аню у окна, как-то весь содрогнулся и остановился, часто мигая глазами. Сон иль не сон? — было написано на его лице.
— Анна Павловна, — церемонно представил Владимир.
— Мы… зн-знакомы, — немножко заикаясь, поклонился капитан.
— Очень вам благодарен, что вы пришли. Сережа, дай чаю.
Сережа, чувствуя ужасающую неловкость в руках и ногах, налил гостю сырой воды, подкрашенной крепким чаем, и положил конфетку на блюдце.
Капитан сел и нервно попросил разрешения закурить. Но когда он затянулся как следует и осмотрелся, он увидел некоторые перемены в комнате. Да и выражение лиц было другое.
Он пощупал стакан и засмеялся.
Владимир сказал:
— Честное слово, это не я придумал!
— Понимаю, — капитан посмотрел на Аню, — это мне страшная месть за мою неделикатность.
На этот раз он не торопился никуда, просидел весь вечер и ушел очень довольный.
В воскресенье, на второй день после своего переезда, в самом разгаре уборки Аня спросила:
— Что нам сделать сегодня на обед?
Владимир ответил с гордостью фокусника, показывающего какой-нибудь замысловатый трюк:
— Осторожно подними красненькую подушонку вон на том кресле.
Аня подняла подушонку, там было горячо, стояли две закрытые кастрюли, из них шел пар.
— Когда же он успел? — удивилась Аня. — Ведь я им с самого утра помыкаю, как он успел все сварить?
— Ага! Я же говорил тебе, что это замечательный парень. Я не знаю, как он это делает, но он успевает все.
Аня потратила много времени на переезд, ей пришлось усиленно работать всю неделю, чтобы наверстать упущенное.
Но в субботу она заявила решительно:
— Володя, поговори с Сережей. Так нельзя. Он и к экзаменам готовится, и все для нас делает, будто какой-нибудь восточный раб! Какая же я, в конце концов, жена, если я не знаю даже, где у вас стоит примус, и карточек ваших в глаза не видела!.. И пожалуйста, чтобы он не вздумал убирать теплые вещи. Завтра воскресенье, я сама все сделаю.
— Тяжелый случай! Хорошо, Анечка, я поговорю.
Вечером Сережа положил на стол пакет с нафталином и открыл гардероб.
— Сережа, чем это пахнет? Нафталин? Спрячь его пока. Пойди-ка сюда, синеглазый, мне с тобой нужно поговорить.
Он посмотрел на Сережу как-то нерешительно.
— Видишь ли, Сережка, женщины, они очень любят хозяйничать. Явление это историческое, даже доисторическое. Ты знаешь, конечно, как жили наши пещерные предки. Мужья ходили на охоту, а жены тем временем жарили на кострах бизонье мясо или каких-нибудь там улиток в горячей золе пекли… А если в меховой шкуре мужа заводилась моль, жена сейчас же выколачивала ее бамбуковой тросточкой и сыпала туда нафталину столько, сколько муж мог вытерпеть не чихая.
Сережа, вижу, я слишком издалека начал. Ты меня не понимаешь. Вернемся в двадцатый век. Вот, например, Аня. Она моя жена. А всякой жене хочется свою власть над мужем показать: самой пересолить его суп или собственноручно из мужа моль выколотить… Сережа, я тебя очень прошу, давай доставим ей это удовольствие. Не готовь ты ничего завтра, пускай она сама обед варит. А мы с тобой тем временем на экзамены поднажмем и будем хладнокровно критиковать ее кухню. Кроме того, имей в виду: жены ужасно любят за покупками ходить. Час, два в очереди готовы простоять… им это даже приятно, лишь бы самим выбрать. Пускай Аня завтра и в магазин съездит. Ладно?