Избранные произведения в двух томах. Том 2
Шрифт:
Он протянул руку долговязому:
— Если не ошибаюсь — хозяин?
Тот, отерев ладонь о штаны, ответил рукопожатием.
— Еремеев, буровой мастер.
Еще потянулись руки:
— Заварзин.
— Девятков.
— Ланкявичус…
— Терентьев, — каждому в отдельности представился гость.
Потом, запрокинув голову и полюбовавшись стрельчатой эйфелевой вязью вышки, вдруг обеспокоился:
— Вы остановили работу? Продолжайте, я ведь не помешаю…
— Ничего, — ответил бурмастер. — Нам все равно сейчас колонну поднимать.
— А-а… — понимающе кивнул секретарь райкома.
Дело
Терентьев решил почерпнуть хотя бы элементарные сведения по этой части и распорядился, чтобы ему разыскали в библиотеке все, что имеет отношение к данной отрасли. Но что могло быть на библиотечных полках в районе, имеющем столь строго выраженный аграрный профиль!.. Ему принесли «Занимательную геологию» и том энциклопедии с бумажной закладкой «Бурение». Много ли тут вычитаешь? Однако Егор Алексеевич за полночь просидел над книгами, вникая в смысл, запоминая терминологию, и поэтому сейчас он чувствовал себя мало-мальски осведомленным человеком.
Он даже решился задать вполне профессиональный вопрос:
— Ну, как идет проходка?
— Нормально, — ответил Еремеев. — По графику, без аварий.
— А какие отложения вы сейчас проходите?
На лице бурового мастера, которому был адресован этот вопрос, отразилось некоторое смятение. И остальные окружающие его люди переглянулись меж собой то ли смущенно, то ли иронически: во, мол, дает товарищ!..
— Так видите ли… — пожал плечами бурмастер. — Мы ведь только что забурились, только начали… Какие тут отложения? Самые верха…
Иван Еремеев моргал огорченно. Он не мог с достаточной авторитетной ученостью ответить на этот заданный ему вопрос. Вроде бы и нет совсем такого названия. Вот дальше — там пойдут и пермь, и карбон, и сама цель их глубокой разведки — девон… А сейчас что же?
— Капитализм! — выпалил вдруг паренек в синей беретке с хвостиком, протискиваясь вперед, поближе к гостю. Тот, который отрекомендовался Девятковым.
— Что? — Терентьев с удивлением посмотрел на паренька. — Какой капитализм?
— Капитализм, — повторил паренек. И, окрыленный собственной догадкой, принялся объяснять: — Мы сейчас разбуриваем поверхностные отложения, да? Всякие там наносы, осадки. Каждый год новые осадки…
— Допустим, — согласился Терентьев.
— Ну вот. А с революции сколько уже лет прошло? — Он подсчитал в уме. — Сорок один… сорок два года будет. А до этого был капитализм. Скажем, лет сто, даже больше… Так за это время сколько отложилось? Ого! Одна Печора нанесла — будь здоров. В деревне старые избы в землю вросли, а их ведь не так давно построили, может, всего лет тридцать…
Все, кто тут был, развесив уши внимали рассуждениям Мити Девяткова.
— Значит, так оно и выходит, как я сказал: бурим капитализм! — заключил он.
— Н-да…
Терентьев конечно же заметил, что в глазах паренька, покуда тот излагал свою смелую гипотезу, нет-нет да мелькали озорные, лукавые искорки. Бойкий парнишка. Видно, ему представлялась очень уж соблазнительной возможность разыграть, как по нотам, секретаря райкома партии.
Егор Алексеевич, прочитав намедни от корки до корки «Занимательную геологию», хорошо запомнил, что счет геологическим эпохам велся на миллионы и сотни миллионов лет. А не столь короткими временны;'ми категориями. Но мог ли он принципиально оспорить ход мыслей паренька, назвавшегося Девятковым? Терентьеву это даже понравилось: геологический пласт российского капитализма…
— Что ж, — улыбнулся он. — Не знаю как насчет геологии, а насчет политики ручаюсь, что это совершенно правильно.
Судя по всему, его собеседник не слыхивал этой знаменитой, слегка переиначенной фразы. Слабоватый еще теоретик.
— А как устроились, товарищи? — вернулся к делу Терентьев, — В бытовом отношении? Все в порядке или есть жалобы?
— Нет, ничего…
— Обживаемся помаленьку, — ответили ему.
— Устроились, — подчеркнул все тот же Митя Девятков, искоса глянув на своего шефа, долговязого бурмастера Еремеева.
От внимания секретаря не ускользнуло, как при этих словах на чумазых физиономиях разведчиков недр расцвело безудержное веселье, а сам буровой мастер побледнел и сцепил жилистые кулаки.
— Ну хорошо, — сказал Терентьев, — если будут какие-нибудь затруднения, прошу сразу обращаться в райком, прямо ко мне. Обещаю вашему коллективу первоочередную поддержку. Мы очень заинтересованы в вашей работе.
И, еще раз обведя взглядом лица своих новых знакомцев, спросил:
— Коммунисты есть?
— Есть…
Двое, фамилии которых он уже запомнил — Ланкявичюс и Кочанов, — чуть выдвинулись вперед.
— Приезжайте в райком. Надо встать на учет.
— Так ведь мы тут временно…
— Вроде бы как в командировке, — неуверенно пояснил Кочанов.
— Что значит — временно? — нахмурился Терентьев. — Закончите эту скважину — начнете другую. А там и третью… Кроме того, по уставу коммунист должен состоять на учете по месту работы. А вы теперь работаете в нашем Усть-Лыжском районе!
Егор Алексеевич не случайно придавал этому вопросу столь серьезное значение. Не говоря уже об уставных требованиях.
Хотя в подопечном ему районе и впервые появилась такого рода экспедиция, но он уже знал из опыта других, соседних районов, что некоторые партийные деятели промышленных центров республики, особенно в том базовом городе, откуда прибыла сюда вот эта буровая бригада, с обидным пренебрежением относились к руководству тех районов, на земле которых велись новые изыскания. То есть они, эти товарищи, свои же собратья — райкомщики и горкомщики — попросту не желали считаться с правами иных хозяев. Они рассуждали так, что поскольку геологическое управление расположено в их городе, под их крылышком, то, значит, и все разведочные, изыскательские партии, разные экспедиции и все люди, работающие в них, где бы они ни находились, по-прежнему остаются в их сфере влияния и руководства. Бывали даже такие возмутительные случаи, когда секретари из базового города тайком наведывались в эти экспедиции, нелегально посещали соседние районы, даже не поставив об этом в известность законные местные власти…