Избранные произведения в двух томах. Том 2
Шрифт:
— Но ведь он, этот Шишкин, от имени райкома выступал!..
— Разберусь. А ты пока езжай — успокой людей. В пятницу буду у вас, побеседуем.
И тут же, отпустив Малыгина, Егор Алексеевич вызвал к себе Васю Шишкина.
— Это что за художественная самодеятельность? — строго спросил он инструктора орготдела. — Вас кто уполномочил выступать с такими речами? Кто давал установку на укрупнение, а?
— По-моему, такую установку дала партия, — рассудительно и спокойно ответил инструктор. — Была передовая в «Правде». Ее и областная газета перепечатала.
— Знаю, читал. Я тоже газеты читаю. Но как это может быть применимо в Усть-Лыже — об этом вы подумали? Приполярье, разбросанность
Вася Шишкин молчал.
— Вот. Делаю вам замечание, — сказал Терентьев. — Принимая во внимание вашу неопытность и то, что это случилось впервые. А то, откровенно говоря, следовало бы вас построже наказать. Шутка ли — подрывать доверие колхозников к райкому!.. Ступайте.
Однако этот первый раз оказался, увы, не последним.
Спустя некоторое время к Терентьеву пришли с жалобой члены партийного бюро райпромкомбината. Присутствовавший на отчетно-выборном собрании инструктор товарищ Шишкин грубо оборвал выступление коммуниста, который критиковал райком: знайте, мол, свои недостатки, а это не вашего ума дело…
Потом явился секретарь парторганизации сплавучастка: этот даже не сумел рассказать толком, что там произошло у них на собрании, потому что его разбирал смех и у него брызгало из глаз от потехи…
Егор Алексеевич заскорбел. Он уже понял, что дал маху с замещением вакантной должности инструктора райкома. И переусердствовал в своем желании пристроить к месту жену зоотехника. Вообще поторопился с мнением об этом парне… Но ему, по совести говоря, не хотелось тут же расписываться в своей ошибке перед бюро, перед всем аппаратом райкома.
Да и верно ли было бы столь же поспешно делать иные выводы, менять мнение о человеке на сто восемьдесят градусов? Ведь человек этот совсем еще молод. Повзрослеет, пообтешется, наберется опыта. И надо ему в этом помочь.
Васю Шишкина направили секретарем территориальной парторганизации в Кедрачи.
Там, в Кедрачах, был филиал заповедника, небольшой форпост науки. В филиале числилось по штату человек десять, помимо объездчиков и сторожей на кордонах. Десять старичков и старушек, пять симпатичных супружеских пар. Старички были старшими научными сотрудниками, а старушки — младшими. Они там жили уже по многу лет и писали диссертации на свежем воздухе.
В заповедных лесах водились соболи и куницы, бобры и лоси, тетерева и глухари, а в заповедных речках нерестились таймень и семга. Сама научная работа заключалась в том, что старички поутру выходили с ружьишком в лес либо с удочкой на речку и старались промыслить кое-какой дичины и рыбки. А поскольку никому больше в заповеднике промышлять не разрешалось и вся живность там была непуганая и сама лезла в руки, то старички возвращались домой с богатыми трофеями. Старушки по всем правилам потрошили добычу, попутно исследуя желудки тетеревов и тайменей, а потом записывали в тетрадки — что там, в желудках, у них обнаружено. Эти ежедневные систематические данные представляли интерес для науки. А потом, чтобы не выбрасывать добро, тех глухарей и семг они жарили, парили, солили и употребляли в пищу. Иногда попадались среди добычи окольцованные экземпляры птиц и рыб. Это уже было серьезным событием, надписи на кольцах и пластинах расшифровывались, выяснялось место кольцевания, и туда посылали соответствующее извещение. В некоторых случаях — даже за границу.
К заповеднику примыкало несколько нелюдимых слободок, охотничьих керок и маленькая метеостанция. Среди этого негустого населения были члены партии, поэтому Васю Шишкина определили туда территориальным секретарем, чтобы он там наладил работу.
И надо сказать, что работу он там, по-видимому, вполне наладил, потому что в течение целого года оттуда не поступало никаких тревожных сигналов.
Но поздней весной, когда унялся паводок на Печоре, в райком приехали старичок и старушка, научные сотрудники, доктор и кандидат биологических наук — приехали тайком, инкогнито. Они добились приема у первого секретаря и рассказали Терентьеву следующее.
В праздник Первого мая секретарь территориальной парторганизации Василий Михайлович Шишкин собственноручно вынес из красного уголка фанерную трибуну, поставил на улице, взошел на нее, а старичков и старушек, все эти пять супружеских пар, заставил ходить строем, по двое в ряд мимо трибуны с флагом — туда и сюда, взад-вперед. При этом он провозглашал разные лозунги и здравицы, а демонстранты в ответ кричали «ура!».
— Видите ли, товарищ Терентьев, — волнуясь, сказал старичок, — мы, собственно говоря, ничего не имеем против… действительно, большой международный праздник… он, разумеется, должен иметь, э-э…
— … Политический момент, — помогла старушка.
— Да-да. Но наши коллеги все же сочли необходимым довести этот факт до вашего сведения. Только очень просим вас, если можно, персонально наши фамилии… э-э…
— …не оглашать.
Терентьев вызвал Шишкина срочной радиограммой.
— Ты что же это, Василий Михайлович, вытворяешь, а? — едва сдерживая гнев, напустился он на прибывшего секретаря территориальной парторганизации.
— А что? — нахохлился Вася Шишкин.
— Шутовскую манифестацию устроил? Революционный праздник превратил в потеху, курам на смех?.. На трибуне покрасоваться захотелось? Вождизмом захворал?
— Не понимаю, — возразил Вася Шишкин. — Не понимаю, что тут плохого. Первое мая — для всех Первое мая. Всенародный праздник. Надо, чтобы его отмечали во всех уголках.
— Правильно. Но в какой форме? Мыслимое ли дело — спутать кедрачовский пятачок с Красной площадью? Разницу соображаешь?
— Так ведь…. — Вася Шишкин помялся, но сказал: — Ведь райцентр наш, Усть-Лыжа, тоже не Москва? А демонстрации бывают — и Первомай, и Октябрь…
— Не демонстрации, а митинги. И в Усть-Лыже восемь тысяч человек проживает, одних школьников полторы тысячи. Это тебе не кедрачовская… богадельня.
— Нажаловались, значит? — недобро опустив голову, сквозь зубы процедил Вася Шишкин. — Ну, конечно. Я ведь знал, что они не упустят случая… Потому что я все ихние делишки насквозь знаю. Всё знаю!.. Как они друг дружке диссертации пишут — муж жене и обратно. Собольи шкурки своим родичам отсылают по почте. И сколько у каждого денег на сберкнижке — это я тоже выяснил… Так что я тут полностью прав, Егор Алексеевич.
— Ладно, иди, — вздохнул Терентьев.
Он затосковал.
Откуда же у него, у Шишкина, эти несусветные замашки? Откуда им было взяться?.. Ну, еще можно такое понять, когда речь идет о людях более старшего поколения, тех, что ему самому ровня: они прожили нелегкие времена; они надышались чужим величием — и это вполне объяснимым способом сказалось на них самих, облеченных какой-то частицей той власти. Но по счастью — и теперь это уже было очевидно и ясно, хотя и минуло не так уж много времени, — оказалось, что это преходяще, что это лишь глубоко въелось в поры, но не вошло в кровь, не отравило самой крови. Во всяком случае, это излечимо… Но почему оно так возвратно и явно, как наследная болезнь, вдруг проявилось в совсем еще молодом парне?