Избранные произведения в двух томах. Том 2
Шрифт:
И все они, едва Николай Бабушкин распахнул дверь кабинета, обернулись к нему и теперь смотрели на него — кто с недоумением, кто с неодобрением, кто с неподдельным интересом.
Сам председатель райисполкома Ф. М. Каюров нахмурил брови и, похоже, собирался рявкнуть. Но сдержался. Не рявкнул. Он оглядел мельком оленью куртку Николая, его валенки, длинноухую шапку, которую Николай держал в руках, и не стал рявкать. Неудобно все-таки рявкать на посетителя в присутствии стольких людей. Показывать дурной пример.
— Здесь идет заседание
Когда Николай Бабушкин ворвался в этот кабинет и увидел, сколько здесь сидит народу, и почувствовал на себе все эти взгляды — недоуменные, суровые, иронические, — он очень смутился, даже дух у него перехватило от смущения. Но, услыхав сдержанное замечание председателя о том, что здесь идет заседание исполкома, он еще больше смутился и окончательно сник. Вот уж стыдобушка… Столько людей сидят здесь, в кабинете, и не просто сидят, а у них, оказывается, заседание исполкома, и, может быть, у них повестка дня на сорок пунктов — до утра не исчерпаешь, а он тут врывается как полоумный, дверьми стучит, отвлекает внимание…
Ему бы извиниться — мол, прошу прощения, не знал, дескать, что тут столько людей и что идет заседание исполкома; ему бы соврать легонько — ах, мол, извиняюсь, ошибся дверью, думал, что это — на улицу; ему бы просто, не говоря ни слова, повернуться через левое плечо и ретироваться — чего уж тут отнимать у людей драгоценное время для извинений и всякого вранья…
Но вместо этого Коля Бабушкин, весь красный от смущения, застыл на пороге кабинета, встал как вкопанный. Он не знал, куда глаза девать, и поэтому переводил растерянный взгляд с одного лица на другое.
Большинство лиц было ему совершенно незнакомо. Но было здесь и несколько знакомых лиц.
Во-первых, лицо Даниила Артемьевича Лызлова — секретаря Джегорского райкома партии. Ему было знакомо это лицо: худощавое, изъеденное крупными морщинами, скуластое, лобастое, оснащенное огромными очками. Он запомнил это лицо с тех пор, как Даниил Артемьевич Лызлов приезжал на Пороги смотреть строительную площадку, — еще осенью. Тогда секретарь райкома со всеми рабочими поздоровался за руку, в том числе с Николаем Бабушкиным. И очень дотошно обследовал строительную площадку, где предполагалось возводить поселок буровиков.
Так что Николай сразу узнал среди сидящих в кабинете людей секретаря райкома партии Лызлова. И Лызлов, между прочим, тоже внимательно смотрел сейчас на Колю Бабушкина, и за стеклами его очков почему-то прыгали живые, смешливые огоньки.
И еще одно лицо тотчас опознал в кабинете Коля Бабушкин. На диване, уютно так оперевшись о плюшевый валик, сидела она. Та самая девица с озорной лохматой головой, которую он сегодня утром повстречал в коридоре гостиницы, у титана. Которая была в штанах. Только сейчас она в обыкновенной юбке и черном шерстяном свитере, хотя и к этому свитеру прицеплена какая-то брошка. И голова все равно лохматая.
Ишь куда ее занесло — на заседание исполкома!.. Сидит тут как ни в чем не бывало, на диване. И тоже, между прочим, смотрит на Николая, ресницы сощурила, вроде бы силится его узнать — и будто бы никак узнать не может. Притворяется, конечно. Он-то ее сразу узнал, как только вошел. А эта сидит, притворяется… Или, может быть, у нее глаза близорукие?..
— Здесь, товарищ, идет заседание исполкома, — повторил председатель.
Николай очнулся от оцепенения и, ни слова не говоря, повернул к двери.
— Постойте, — окликнули его из-за спины.
Держась за ручку двери, Николай оглянулся.
— Постойте, — обращался к нему секретарь райкома партии Даниил Артемьевич Лызлов. — Вы с Порогов? Бабушкин?
Николай кивнул. Да, дескать. С Порогов. Бабушкин.
— Так ведь это Бабушкин, с Порогов, — повторил Лызлов, адресуясь уже к председателю райисполкома. — Это же Бабушкин, ваш депутат, Федор Матвеевич… — В голосе секретаря райкома партии промелькнула язвительная интонации, а очки насмешливо блеснули.
— Бабушкин? — переспросил председатель исполкома. Он толстым пальцем — сверху вниз — провел по стеклу, которое лежало у него на столе, проследил глазами за пальцем. — Ах, Бабушкин! Николай Николаевич… Ну да, конечно — избирательный округ номер тридцать четыре.
Тут председатель исполкома Ф. М. Каюров ловко вылез из-за своего обширного стола и направился прямо к Николаю.
— Здравствуйте, Николай Николаевич! — улыбаясь, протянул он свою толстую ладошку. — Приветствую вас… Раздевайтесь, пожалуйста. Садитесь.
И посадил Николая на диван. Усадил его рядом с девицей в черном свитере. С той самой, которой утром обожгло кипятком лодыжку. Ну и сморщилась же она, когда ей лодыжку ошпарило!.. А сейчас, когда его рядом с ней посадили на диван, не морщится? Николай покосился на девицу. Нет, не морщится… Только взглянула на него, чуть сощурясь, вроде бы силилась его узнать — и будто бы никак не могла…
— Ну, а как там погодка, на Порогах? — по-прежнему улыбаясь, спросил председатель исполкома Каюров. Он уже протискивался между креслом и обширным своим столом.
— Морозно. Как и здесь, — ответил Николай.
— А к нам вы надолго? В Джегор? — продолжал расспрашивать Каюров.
Ему все же любопытно было, зачем депутат райсовета Бабушкин явился в исполком? Ведь никакого вызова ему не посылали. Ну, приехал сам — хорошо. А зачем? Любопытно все же…
Николай кашлянул в кулак. Несмотря на такой радушный прием, он еще не оправился от смущения. Он вдруг усомнился: стоит ли говорить? Можно ли сейчас — в присутствии стольких людей, решающих важные государственные вопросы, — рассказывать, по какому делу он приехал в Джегор. Еще засмеют. Скажут: вот, мол, какие пустяки, дескать, с такими пустяками лезть на заседание исполкома; такие, мол, пустяки нужно решать в рабочем порядке…