Избранные произведения. Том 1

Городецкий Сергей Митрофанович

Литва

В зное шел слепец Литвою — Пламя песен на челе, Посох, мальчик под рукою Да гармония в чехле. Под колосьями томилась Супесчаная земля, Из последних сил делилась, О покое не моля. Избы мшистые чернели То под небом, то у вод. Сосны ржавые да ели В редкий жались хоровод. Ветер бегал, злой и жадный, В желтом облаке песка. Зорко ястреб беспощадный Метил жертву свысока. Долго шел слепец Литвою, Да не ведал, не видал, Что пустыней, чуть живою, Темный путь его лежал. «Не видать ли где деревни?» — Он спросил поводыря. Подымалась силой древней В

нем певучая заря. И, махнув рукою строго, Чтоб к обочине подвел, Сел он тут же, над дорогой, Снял с гармонии чехол. Наложил персты как надо, Растянул, взыграв, мехи И запел с тоской-усладой Заунывные стихи. Под созвучия густые Сказ летел с иссохших губ Про годины золотые, Про зеленый вечно дуб. И звучало жутко пенье В одинокой пустоте, Лишь сквозь бред оцепененья Ветер злее шелестел. Да в сухой траве мальчонка, Озираючись вокруг, То смеялся звонко-звонко, То заслушивался вдруг. <1912>

ЗАХОЛУСТЬЕ

Захолустье

И здесь, и здесь, в последнем захолустье Ты, родина моя! Реки великой высохшее устье У моря бытия. Какие волны вскатывали пену, Какая песнь плыла! И всё судьба медлительному тлену Без вздоха отдала. Дома седые, слепнущие окна, И люди как дома. Березы, как надломленные, сохнут И вся тоска — нема. И даже звон, всерусский, колокольный. От боли безголос: У меди сердце — вестник жизни вольной — Давно оборвалось. <1912>

Песенка провинциальная

Сели мещаночки на приступочке Потолочь водицу в ступочке, Скороговоркой похвалить вечер аленький, Поскулить, у кого жених неудаленький. Грызут себе жареное семечко, Хулят теперешнее времечко. Мимо них петух переваливается, Потихоньку избушка разваливается. Волосок за волосиком белится, Скоро мучка и вся перемелется, Из-за плечика станет поглядывать Да худые загадки загадывать Не соседка какая, бездельница, А хозяйка сама, рукодельница, Без косы не приходит которая, На разруху на всякую скорая… Уж и только присели мещаночки, Глядь — лежат на земле бездыханочки. А другие сидят на приступочке, Ту ж водицу толкут в той же ступочке. 1910

Пост

Над церковкой старой Глухие удары Двух колоколов. И тянет старушек Из темных избушек Вечерний их зов. Из низкой калитки В лиловой накидке Выходит одна. Соседка нагонит, Улыбку схоронит, Печали верна. Пойдут потихоньку, Потом полегоньку Начнут разговор: Как воск дорожает, А свечка тончает, На пчел, видно, мор. Чиновник в отставке Навстречу им с лавки Любезно встает. До паперти тряской Дорогою вязкой Старушек ведет. У входа судачат, А нищие плачут И руки суют. А звон колокольный Над жизнью бездольной — Как ласковый спрут. <1912>

Частушка

Как пошли с гармоникой — Скуку в землю затолкай! Как пошли по улице, Солнце пляшет на лице. Горюны повесились, Пуще, сердце, веселись! Выходите, девицы! Мы любиться молодцы. Не зевайте, пташеньки! Стали вешние деньки. Запевай, которая! Будешь милая моя. Рыжая, подтягивай! Или в горле каравай? Черная, подмигивай! Ветер песней задувай. Ох, гуляем по миру, Распьянилися в пиру. <1912>

Полдень

Везут возы, скрипят колеса, И сено сыплется в пути. Ступень небесного откоса Не хочет солнце перейти. Стоит в зените, как застыло. И все застыло. Белый день. Под всякой веткой приуныла, Сожгла края и сжалась тень. Тяжелый воздух покачнуться Не может сколько уж ночей! Ослепшим окнам не очнуться От гнета каменных лучей. Петух, сиятельный и томный, Дорогу вздумав пересечь, До колеи добрел укромной И в ней засел до синих плеч. А за калиткой, в чаще яблонь, Вся в алом, косы распустив, Дрожит, как будто в зной озябла, Гневясь, что милый не ретив. Иду! Иду! Крута дорога, И полотенце тяжело, И в кудрях длинных Волги много. И солнце грудью налегло. Еще один бугор — и махом, Через крапиву, напрямик, Чтоб, обжигая жарким страхом, Услышать счастья робкий крик! 1909

Лето

Умолкли птицы. Медлят грозы Нагрянуть на иссохшие поля, И на опушке темные березы Узорных листьев обожгли края. Урвав у жатвы отдых двухминутный, Под тенью стога парень-красота, Почуяв жар в груди своей могутной, Целует жнице влажные уста. Река течет лениво и мельчает У берегов песчаных и мелей. А ветер в дебрях облачных скучает: Ему стремленье тишины милей. 1910

Романс

Горят поля в молчанье нелюдимом, К цветам цветы склоняются пугливо, Вечерняя земля заманчиво красива. Будь жестким, сердце, будь неумолимым! Темнеет день. Любимые к любимым, Окончив трудный день, спешат неторопливо, Росою плачет скошенная нива. Будь жестким, сердце, будь неумолимым! Ночным крылом прикрытая незримым, По окнам смерть стучится за поживой. Последний час трепещет сиротливо. Будь жестким, сердце, будь неумолимым! <1912>

Сельский вечер

Свеял вечер синекрылый На поля, дорогу и село. К краю огненной могилы Без тревоги солнце прилегло. Стадо с пастбища вернулось И бредет, ища своих ворот, Где старуха изогнулась Иль ребенок с хворостинкой ждет. В окнах лица испитые — Эй, заря, румянец наведи! — А в глазах огни святые, Как у неба ночью на груди. На полях снопы нечасты В золотой щетине поднялись, И с бугра лесок вихрастый, Как и смолоду, все рвется ввысь. Единицей в небе тихом К югу дружно тянут журавли, Добрый путь вам! Всё же лихом Не помяньте горестной земли… 1909

Осеннее утро

Нагорные села лежат в облаках. Клубятся туманы в долинах и рвах. А солнце все дышит теплом и огнем, Сулит подарить ослепительным днем. Пронзают лучи золотые туман, И капля за каплей спадает обман. То высунет ветку береза из мглы, То мокрая крыша прорежет углы. Там тень промелькнет, как из давнего сна, Слышнее для уха, чем глазу видна. Тут голос прокрикнет, труня над бедой, И кто-то помашет рукою седой. То птица провеет трусливым крылом, То скрипнет телега сырым колесом. И вдруг, словно небу земли станет жаль, Блеснет синевою небесная даль. И, словно гонимый налетами бурь, Туман полетит, обнажая лазурь, Являя в лучах, что живет, чем живут, И дикость растений и сельский уют. <1909>