Избранные произведения. Том 4
Шрифт:
Гаухар порой и сама готова забыть обо всём, и в то же время её будто одёргивает кто-то. На переменах она, как заворожённая, слушает неповторимую песнь капели, а на глаза навёртываются непрошеные, беспричинные слёзы. Она опускает голову и словно бы погружается в мутный туман, на сердце вдруг делается холодно, тоскливо, – начинает угнетать тревога перед чем-то неизвестным. Гаухар никак не может понять себя: ведь нет никаких видимых причин для страхов, между тем гнетущее настроение не проходит. Её смятение стали замечать и сослуживцы. Они по-разному судили: может быть, у Гаухар случились какие-то неполадки в заочном институте или семейные неприятности. Но она ни на что не сетовала,
– Спасибо за заботу, Шариф Гильманович, – ответила Гаухар. – Конечно, моя учёба требует напряжения, да и дома хватает забот. Но в общем ничего, справляюсь.
– А в классе у тебя благополучно? – допытывается директор. – Как ведут себя Дамир и Шаукат?
– Не могу пожаловаться. Оба мальчика в центре внимания у меня. И с родителями их держу связь. Дамир и Шаукат определённо стали серьёзнее, подтянулись.
– Хорошо, я рад за вас. На здоровье не жалуетесь?
– Ну, если с этих пор начну жаловаться…
– Ах, Гаухар, беда порой ломает не только деревья, но и людей. Правда, человек силён тем, что умеет превозмочь беду… Супруг ваш, надеюсь, тоже в добром здравии? И на работе у него всё в порядке?
– Вроде бы нормально…
И вот тут Шариф Гильманович услышал какие-то подозрительные нотки в голосе Гаухар.
– Весна ведь, – затягивал он разговор. – Весной у молодых людей бывает что-то вроде кори.
– Ничего такого не чувствую, – как бы спохватившись, уже сдержанно ответила Гаухар, – так занята, что порой даже не замечаю, какая погода на улице.
– Да, да, конечно, у вас много работы, – кивал Шариф Гильманович, продолжая пытливо смотреть на Гаухар. – Но весной реки сильнее бурлят, только к середине лета успокаиваются.
Гаухар промолчала. Шариф Гильманович, должно быть, понял, что далеконько зашёл в своих заботливых расспросах. Извинившись, что задержал, он дружелюбно попрощался с Гаухар.
Может быть, именно этот разговор ещё сильнее взбудоражил Гаухар. Перед ней всё чаще всплывал откуда-то из тумана образ Билала Шангараева. Уж не это ли было главной причиной её волнений? Дней десять тому назад она видела странный сон. Будто Билал ведёт какой-то бурный разговор с Джагфаром. Лицо у Джагфара багровое, он грубит, ругается, возмущённо кричит: «Меня обманули! Разрушили все мои надежды!» Вдруг откуда-то появилась Фаягуль. Прильнув к Джагфару, она что-то шепчет ему на ухо, будто зовёт куда-то. Гаухар не отпускает мужа. А Фаягуль громко и вызывающе хохочет. Джагфар растерянно смотрит то на Гаухар, то на Фаягуль. Глаза его открываются всё шире, притягивают Гаухар…
Может быть, следовало рассказать Шарифу Гильмановичу и об этом сне, и о ревнивых подозрениях, – ведь директор не случайно подвёл свои расспросы почти вплотную к тому, что не давало покоя Гаухар. Нет, слишком тяжелы были бы эти признания. Стыда-то сколько! Если бы Джагфар на самом деле позволил себе непорядочность, а то ведь одни её подозрения. Что мог подумать Шариф Гильманович, выслушав эти признания? Не слишком ли низко пала бы в его глазах Гаухар? Ведь он, должно быть, видит: Гаухар молода, интересна, привлекает внимание мужчин. Да и в самом деле – чем она хуже Джагфара, чтобы так страдать из-за него? Она может идти по жизни с высоко поднятой головой, на зависть всяким Фаягуль, и эта их зависть не унизила бы её, а, пожалуй, ещё больше окрылила.
Так сбивчиво и беспорядочно думала Гаухар, идя по улице. День клонился к вечеру. В этот час ручьи бегут ещё стремительней. Их журчанье и всплески будоражат человека,
Сегодня Джагфар очень поздно вернулся с работы. И не предупредил по телефону, что опоздает. Пришёл заметно выпивши, даже пошатывался. Гаухар поразило это, – за годы их совместной жизни такого ещё не случалось. Если бы дома выпил, ещё как-то терпимо, а то ведь на глазах у соседей шёл и спотыкался.
– Джагфар, где ты был?! Что случилось?! – взволнованно допытывалась Гаухар.
Он пробормотал что-то невнятное, с размаху швырнул шляпу на полку, пальто бросил на спинку стула. Затем прошагал в комнату, вдруг чему-то рассмеялся, плюхнулся на диван и обхватил руками голову.
У Гаухар гнев сменился жалостью. Она подсела к мужу, обняла за плечи.
– Джагфар, выпей чаю. Тебе будет легче. У меня чай крепкий и горячий… Или разденься, ляг, – наверно, голова болит?
Он убрал с плеча руку жены, отодвинулся в сторону. Гаухар взглянула на него удивлённо и обиженно.
– Ты что это, Джагфар?.. Нехорошо ведь так… Правда, ложись-ка, отдохни.
– Нет, ты меня не гони, не гони! – повысив голос, сказал Джагфар. Он посмотрел на жену почти с ненавистью. Лицо у него побледнело, губы скривились. – Отдохни, говоришь? Нет, кончился мой отдых! Крепость разрушена, обращена в пыль, развеяна по ветру.
– Джагфар, ты говоришь бог знает что… Пойдём, я уложу тебя… Не упрямься, дорогой. Ну, выпил немного, в другой раз будешь осторожней. Посмотри, на тебе лица нет. Ты ведь никогда не был таким, Джагфар!
– Не был, да вот стал… А почему стал? Не знаешь? Ага, не знаешь? А я знаю!
– Не надо, Джагфар, не болтай чепуху. Ты, наверно, и сам не понимаешь, что говоришь.
– Нет, понимаю! Отлично понимаю! Ты думаешь, я ничего не замечаю? Замечаю! – Джагфар закрыл ладонями лицо. Потом опять схватился за голову, в его тёмных расширенных глазах мелькнуло что-то дикое. – Боишься, что люди увидели меня пьяного… А я вот не боюсь! Мне бояться нечего. Я с другими не гулял!
Гаухар побледнела. Были случаи – она ждала, что муж когда-нибудь попрекнёт её Билалом. Да не за те девические встречи, а за более поздние, когда Билал приезжал в Казань, а она, Гаухар, уже была замужем. Но ведь она-то хорошо знает, что в этих встречах не было ничего позорного ни для неё, ни для Джагфара. Да, она-то знает. А сплетни?.. Сплетники могли изобразить всё по-иному. Признаться, о сплетнях она никогда не думала. И не предполагала, что Джагфар вот так грубо бросит ей в лицо обвинение… Что же остаётся после этого? На её глазах Джагфар словно провалился в какую-то яму. И первым её побуждением было помочь мужу выбраться. Она поняла это не столько умом, сколько почувствовала сердцем, – если сейчас не помочь, Джагфар увязнет ещё глубже, потом уже не вытащишь его. Она была настолько далека от сознания малейшей своей вины, что даже не пыталась оправдываться.
– Джагфар, ты и впрямь не знаешь, что говоришь. Идём, отдохни, завтра обо всём потолкуем, объяснимся…
– Объяснимся?.. Хватит, и без того всё ясно. Я круглым дураком был раньше! Поддался всяким твоим ласковым словечкам… Если я сейчас ничего не позволяю себе с другими, то знаешь…
– А я разве позволяю? Что взбредёт тебе в голову, то и болтаешь…
– Нечего на одно моё слово отвечать пятью словами! Ты сама прекрасно знаешь, о чём идёт речь. Нет, словами не отделаешься!
– Это ложь, ложь, Джагфар! Если тебе что-нибудь наговорили, так это всего лишь грязная сплетня! – с глубокой горечью говорила Гаухар. – Наберись терпения, я всё тебе объясню.