Избранные произведения
Шрифт:
На всей этой влажной земле было так много жизни, которая рвалась наружу, столько ароматов, которые поднимались ввысь, столько оттенков, которые переплетались между собой, столько легких облаков тумана, которые плыли над водой, висели над пашнями и ложились на болота; в ясном солнечном воздухе суетилось множество жаворонков, которые пели в вышине, множество чибисов, которые гонялись друг за другом, множество поморников, бекасов, скворцов, диких уток; все было наполнено жизнью и ликующей деятельностью, а вдали, на западе, лежала сияющая полоса золотого песка вдоль темно-синего моря.
Советник едва ли замечал все это сегодня. Всю зиму ему было не по себе. Дома ему недоставало
Она рассказала, что пастор Мартенс сватался к ней; но об этом уже нечего толковать, думал советник, раз она отказала ему. Вероятно, у нее на уме был кто-то другой. И сегодня он собирался спросить Кристиана Фредрика. Ведь консул мог дать совет по всякому поводу. Кроме того, советник хотел, наконец, набраться смелости и спросить брата, в чем все-таки суть всех этих векселей и текущих счетов. Неплохо было бы разобраться в своих собственных делах.
В доме Гарманов он застал предпраздничную суматоху. Во втором этаже передвигали мебель, подметали, вставляли свечи в люстры. Внизу был уже накрыт стол к ужину. Пощадили только спальни стариков и помещение конторы, а на окне в кладовой стояли желе и все прочее, что должно подаваться в холодном виде.
— Ах, господи! Какая суета! — стонала фру Гарман. Она велела перенести свое кресло в буфетную около кухни. Здесь она сидела целый день, требуя, чтобы ей приносили на пробу все, что готовилось на кухне. Кухарки трепетали, словно перед экзаменом.
А йомфру Кордсен скользила взад и вперед по всему большому дому; строгая и тихая, она несколькими словами приводила в действие весь механизм подготовки к большому приему; скатерти, ножи, вилки, ложки, лампы, посуду, серебро, стекло и хрусталь — все она помнила и хранила в своей старой голове и все умела правильно устроить: и комнату, в которой дамы могли привести в порядок свои туалеты, и ужин для приглашенных музыкантов.
Но если в доме было много хлопот, то еще больше было их на верфи. Том Робсон сдержал слово: корабль стоял весь сверкающий, готовый к празднику, — «как невеста», говорил Том. Теперь нужно только подогнать работу так, чтобы все было в порядке, когда на следующее утро соберется весь город смотреть, как будут спускать корабль.
— В котором часу прилив, мистер Робсон? — спросил младший консул, когда он с дядюшкой Рикардом обходил верфи после обеда.
— В половине одиннадцатого, сэр! — отвечал кораблестроитель.
— Хорошо! Устройте так, чтобы все было готово завтра к половине одиннадцатого, ровно к половине. Вы меня понимаете: ровно к половине одиннадцатого.
— All right, sir! [30] — отвечал мистер Робсон, приподняв шляпу.
Но Том Робсон ничего не хотел откладывать до следующего утра. Сегодня вечером он хотел потешить свою душу. Мартин уже получил деньги для грандиозных закупок, а времени выспаться до половины одиннадцатого было достаточно.
30
Хорошо, сэр! (англ.).
Поэтому Робсон все привел в порядок еще до вечера. Стапеля были тщательно смазаны салом и зеленым мылом и уложены куда следовало. Крепления подготовлены к снятию; все, что могло в самой бухте помешать удачному выходу корабля в море, было отведено в сторону и пришвартовано.
Корабль стоял кормой к морю, а высоко вздернутым носом к суше. Около носа корабля лежало все, что было нужно для завтрашнего торжества, — подпорки и клинья, рычаги и лебедки. Все, вплоть до деревянного молотка с длинной рукояткой включительно, было на своем месте.
Габриель ходил за Томом по пятам в этот знаменательный день. Он хотел точно знать все и добился этого. Только одно, что он ужасно хотел знать, — название корабля, осталось тайной, которую Том никак не соглашался открыть. А именно Том, выполняя приказание консула, сам прибил гвоздями доску с названием, поздно вечером, когда уже совсем стемнело.
Вечеринка у старого Андерса была в тот день очень оживленной; особенно шумел Том Робсон. Еще не было и десяти часов вечера, а он уже был совершенно пьян. Клоп — тоже. Но Карл Юхан Торпандер был трезв, как обычно, и, как всегда, смотрел на дверь каждый раз, как слышал какой-либо звук. Вечером поднялся сильный свежий юго-западный ветер. Он проносился над шкиперским поселком по направлению к фиордам. В старой хижине все трещало, когда ветер кидался на нее, и Торпандер каждый раз вскакивал: ему казалось, что открывается дверь, и это каждый раз доставляло огромное удовольствие мистеру Робсону.
Мартин пил молча и выглядел еще угрюмее, чем обычно. Всю зиму он был без работы. Том Робсон давал ему деньги в долг, но это лишь ожесточало его: он был по-своему горд, и благодарность была не в его натуре.
Наконец пришла Марианна. Торпандер поклонился ей со своей обычной почтительностью, и она слабо улыбнулась в ответ. Она выглядела так, словно готова была упасть от усталости, и торопливо прошла по комнате к себе.
— Hallo! — закричал Том, увидев ее лишь тогда, когда она была уже у двери кухни. — Вот пришла моя возлюбленная! Mary Ann, my darling! [31] Теперь корабль кончен, и у Тома Робсона завелись деньги! Мы можем отпраздновать свадьбу, если желаешь, даже нынче ночью! Come along! [32] — и он хотел было встать со скамейки.
31
Мери-Энн, дорогая! (англ.).
32
Пошли! (англ.).
Но Мартин оттолкнул его.
— Ну, ты! Оставь мою сестру в покое!
— А что? Может, она слишком хороша для честного моряка после чертовых негоциантов…
Закончить фразу ему не удалось. Мартин вскочил и ударил его по уху. Марианна быстро убежала, а Торпандер отважно набросился на своего старого врага с другой стороны, и завязалась ужасная потасовка.
Том Робсон, как он ни был пьян, ловко извивался на английский манер, отбиваясь руками и локтями, как боксер. Сперва он бросился на Мартина полушутя, но, получив несколько увесистых ударов и почувствовав боль, выскочил на середину комнаты, чтобы было где развернуться.
Густав Оскар Карл Юхан Торпандер меньше всего знал, как полагается драться. С быстротой махового колеса он молотил своими худыми руками, руками типографского рабочего, то по Робсону, то по воздуху, куда попало. Мистер Робсон предоставлял шведу вдоволь молотить себя по спине, но все же один раз дал ему тумака, от которого все кости затрещали.
Клоп некоторое время созерцал все происходящее с удовольствием, пока ему не пришла мысль, что им всем следует уйти. Сам он сделал это очень решительно, впрочем несколько раз споткнувшись, и, наконец, вся компания вышла из дому. Старик Андерс подал им шляпы и запер дверь.