Избранные произведения
Шрифт:
Свежий ветер сразу охладил их пыл, и по настоянию Клопа было заключено перемирие. Дабы подкрепить это перемирие, принято было решение пойти к Тому Робсону выпить по стаканчику и съесть по кусочку английского сыра.
Они карабкались вверх по крутой тропинке позади дома Андерса. Том Робсон шел впереди всех. Но, поскольку в самых крутых местах он помогал себе руками, цепляясь за землю, случилось так, что он схватился за камень, лежавший на земле; и, то ли с досады, то ли спьяну, он вдруг швырнул этот камень в окно комнаты Марианны, в котором еще был свет. Камень
— Это Том Робсон! — закричал Мартин, который шел последним. — Пустите меня! Прочь с дороги! Я с ним расправлюсь! — Он пробежал мимо своих двух товарищей и нагнал Тома как раз в тот момент, когда он выбрался на ровную дорогу.
Мартин напал на Тома с такой яростью, что у того не нашлось времени принять оборонительное положение. Удар за ударом сыпались на него, пока он, полуоглушенный, не свалился с ног. Но Мартин и тут бросился на него, уперся коленями ему в грудь и принялся бить по лицу, потом ногами куда попало, пока не выбился из сил.
Другие подошли к ним, но в драку не вступали. Мартин совершенно озверел: он размахивал кулаками, выкрикивая проклятия и злобно ругаясь.
Том Робсон приподнялся и хотел было проползти мимо, но Мартин, заметив это, снова набросился на него так, что Том упал на землю как мертвый. Через некоторое время все четверо все же подошли к шкиперскому поселку; но когда здесь Мартин в третий раз хотел наброситься на Тома, неожиданно на дорогу выскочил высокий стройный мальчик и стал между Томом и Мартином. Это был Габриель Гарман.
— Оставь его, Мартин! — крикнул он, задыхаясь.
— А-а! — закричал Мартин. — Один из кровопийц! Ты пришел как раз вовремя! Я сейчас выпущу из тебя кишки, проклятая собака!
Но в тот момент, как он рванулся на Габриеля, он почувствовал, что его схватили сзади за оба локтя.
— Ты с ума сошел, Мартин! Ведь это Габриель! Сын консула! Ты совсем потерял голову, парень! — воскликнул Клоп; они вдвоем со шведом навалились на Мартина и крепко держали его.
Но Мартин кричал и отбивался; наконец, обессиленный, он откинулся назад и утих.
Том Робсон уже почти ничего не соображал, но все же плелся к своему дому, который был в нескольких шагах.
— Вы можете не опасаться, господин Габриель! — сказал Клоп заискивающим тоном. — Мы его держим крепко.
— Вам следовало сделать это раньше, — отвечал Габриель. — Я бы как-нибудь сам справился с ним.
Он был такой тонкий и стройный, что, казалось, Мартин мог бы раздавить его в припадке ярости. Когда Габриель ушел, Клоп, глядя ему вслед, сказал:
— А вот ведь все-таки заметна в них кровь-то!
Мартин, которого они только что отпустили, поднял голову:
— Кровь? Ты говоришь — кровь?! Да, кровь в них есть! Это кровь бедняков, которую они сосут из поколения в поколение, и всю эту кровь они перерабатывают в золото — красное, блестящее, кровавое золото. Но, — прибавил он таинственно, — я выбью из них это золото, я! И это золото засияет ярче крови над всем Сансгором! Только подождите!
И быстро, как зверь, он побежал вниз по обрыву.
Клоп и швед переглянулись и пошли каждый своим путем, не сказав ни слова.
Испуганная звоном разбитого стекла, Марианна сразу потушила свет. Она сняла нижнюю юбку и попробовала заткнуть ею окно. Но ветер так сильно задувал снаружи, что укрепить ее никак не удавалось. Марианна вся продрогла, пока стояла у окна, и, усталая, забилась в постель. Но при каждом порыве ветра ома ощущала холодную струю воздуха и никак не могла согреться.
Внизу бродил дед и что-то бормотал, допивая остатки эля. Марианна сложила руки и стала молиться, чтобы ей поскорее умереть. Среди ночи она снова проснулась: ее охватил дикий ужас, она дрожала всем телом: ей казалось, что она слышит крики и вопли множества людей.
Фру Гарман уже легла в постель после длинного, утомительно-трудного дня. Мадлен тоже исчезла; она теперь уходила к себе каждый раз, когда в доме бывала Фанни.
Мортен и Фанни были в этот вечер в Сансгоре. Красивая женщина держалась с Мадлен так же, как и прежде, все так же ласково улыбалась, и Мадлен часто спрашивала себя — не приснилась ли ей эта, уже далекая, лунная ночь.
Было около одиннадцати. Габриель только что вернулся из своей «экспедиции» в шкиперский поселок. Когда он выходил, чтобы определить направление ветра, он услышал наверху шум.
Консул с дядюшкой Рикардом играли в шахматы. Мортен, Фанни и Ракел говорили о завтрашнем бале и время от времени обращались с вопросами к йомфру Кордсен, которая сидела у печки и чистила серебро.
— Кажется, южный ветер, Габриель? — сказал консул, прислушиваясь к порывам ветра, шумевшего в листве деревьев.
— Сильный зюйд-вест, отец, — отвечал Габриель.
— Хорошо, — сказал младший консул. — Это нам не повредит, лишь бы не было северного; он нагоняет воду в верфи.
Дамы встали, чтобы пожелать спокойной ночи, а Мортен — чтобы опрокинуть еще один стаканчик; вдруг снизу донеслись возбужденные голоса. Кто-то бежал вверх по лестнице, прямо к гостиной. Дверь распахнулась, и в комнату ворвался старик Андерс. Лицо его было бледно, насколько это допускали сажа и смола, въевшиеся ему в кожу; жесткие волосы торчали во все стороны. Держа шляпу в руке, он бросился к консулу и начал:
— Вы… вы… вы…
Он повторял это слово все быстрее и быстрее, но был не в состоянии добавить к нему хоть один звук; все поняли, что он хотел сказать что-то очень важное. Он страшно покраснел от усилия:
— Вы… вы… вы…
— Да пропой, черт тебя побери! — воскликнул младший консул и топнул ногой.
Тогда старик пропел на мотив старинной веселой песенки:
— А в смоловарне начался пожар…
В тот же момент кто-то в саду закричал изо всех сил:
— Пожар! Пожар!