Избранные романы: Трудный путь. Волшебный час. Просто, как смерть. Чудо в Андах.
Шрифт:
Я услышал снизу голос Тинтина.
— Нандо, ты видишь деревья? — спрашивал он.
— Все будет хорошо, — ответил ему я. — Скажи Роберто, пусть поднимется и сам все увидит.
Пока я ждал Роберто, я достал из рюкзака пластиковый пакет и помаду. Я написал помадой на пакете: «Гора Селер» — и сунул пакет под камень. Эта гора была моим врагом, но я назвал ее именем отца. Хоть так я отомстил ей.
Роберто поднялся через три часа. Он огляделся по сторонам и покачал головой.
— Нам конец, — сказал он тихо.
— Должен быть где-то путь между гор, — сказал я. — Видишь, там, вдалеке, две
Роберто покачал головой.
— До них километров семьдесят, — сказал он. — Нам такого перехода не одолеть.
— Посмотри вниз, — сказал я. — Видишь долину у подножия горы?
Он кивнул. Долина вилась между гор, по направлению к тем двум вершинам. Там она раздваивалась. Дальше мы ничего разглядеть не могли — мешали горы, но я был уверен, что долина приведет нас куда надо.
— Чили там, — сказал я. — Просто дальше, чем мы думали.
— Это слишком далеко, — нахмурился Роберто. — Нам туда не добраться. И еды у нас мало.
— Мы можем послать Тинтина назад, — ответил я. — С его запасами и с нашими мы протянем дней двадцать.
Роберто снова посмотрел на восток. Я с ужасом подумал о том, что дальше мне придется идти одному.
Под вечер мы вернулись в лагерь. За едой Роберто поговорил с Тинтином.
— Завтра утром мы отправим тебя назад, — сказал он. — Поход оказался более долгим, чем мы предполагали, и нам будут нужны твои припасы. Да и дорога вдвоем быстрее, чем втроем.
Тинтин понимающе кивнул.
Утром Роберто сообщил мне, что пойдет со мной. Мы обняли Тинтина и послали его назад.
— Помни, — сказал я ему на прощание, — мы будем все время двигаться на запад. Если прилетят спасатели, пошлите их за нами.
Весь день мы отдыхали — готовились к предстоящему переходу. Под вечер мы немного поели и залезли в спальный мешок. Солнце садилось за горы, такой потрясающий закат я наблюдал в Андах впервые. Горы были залиты золотистым светом, а небо сияло багровым и лиловым. Я подумал, что мы с Роберто, наверное, первые, кто любуется столь величественным зрелищем, и исполнился гордостью.
— Роберто, — сказал я, — а ты представляешь, как было бы здорово на это полюбоваться, если бы мы с тобой не были ходячими мертвецами?
Он молча сжал мне руку. Я знал, что ему страшно точно так же, как и мне, но мы черпали силы друг у друга. Мы теперь были ближе, чем братья. Мы сделали друг друга лучше.
9. «Вижу человека…»
Утром мы поднялись на вершину и вышли на западный склон. Я сразу же понял, что спускаться ничуть не легче. Когда ты поднимаешься в гору, ты идешь в нападение, атакуешь. А когда спускаешься, ты сдаешься на волю обстоятельств. Ты больше не борешься с силой притяжения, а пытаешься заключить с ним сделку. Когда ты спускаешься с уступа на уступ, ты понимаешь, что при первой же возможности гора сбросит тебя в бездну.
У вершины ветер сдувал весь снег, и камни были обнажены, поэтому мы спускались потихоньку, цепляясь руками за скалы, опуская ноги в небольшие расщелины. Мы думали только о том, как сделать следующий шаг и не рухнуть в бездну. Иногда мы упирались в отвесную скалу или выходили на край пропасти, откуда открывался жуткий вид на весь склон, до самого подножия. Тогда приходилось идти в обход. А порой и прыгать с камня на камень.
За три часа мы спустились метров на пятьдесят, но склон наконец стал более пологим и снежным. Идти по колено в снегу было не так страшно, но очень утомительно.
Через несколько сотен метров пейзаж изменился. Эта часть склона каждый день прогревалась солнцем, поэтому снег стаял, обнажилась каменистая почва. По сухой земле идти было проще, но иногда встречались груды камней. По ним пробираться было трудно, я не раз оступался и еле удерживал равновесие, хватаясь за ближайшие камни.
К вечеру мы прошли две трети пути.
— Давай спускаться, пока солнце не сядет, — предложил я.
— Мне надо отдохнуть, — покачал головой Роберто.
Я видел, как он измотан. Я и сам устал, но волнение было сильнее усталости.
— Еще часок… — сказал я.
— Надо остановиться, — отрезал Роберто. — Давай вести себя по-умному, а то совсем лишимся сил.
В его голосе слышалась такая решимость, что я понял: спорить бесполезно. Мы расстелили спальный мешок на ровном плоском камне и легли.
Следующий день, 15 декабря, был четвертым днем нашего путешествия. Как только солнце взошло, я поднял Роберто, и мы тронулись в путь. К полудню мы спустились с горы и оказались у той самой долины, которая, как мы надеялись, должна была вывести нас к людям. Долину покрывал лед. Идти было трудно, ноги мгновенно устали, мы все время поскальзывались и падали. Мы понимали, что сломанная нога — это смертный приговор, и старались идти осторожно.
Я шел как лунатик и все время уходил от Роберто вперед.
— Нандо, помедленнее! — кричал он. — Мы так вымотаемся до смерти.
Я настаивал, чтобы он шел быстрее, и злился, когда приходилось его ждать. Однако я понимал, что Роберто прав. Силы его были на исходе. Да и сам я слабел. Мышцы ног нестерпимо болели, дыхание было поверхностным и прерывистым. Мое тело превратилось в бездушный механизм. Я готов был сжечь свой мотор, лишь бы добраться домой.
Было довольно тепло, так что мы могли идти и после заката, и иногда мне удавалось уговорить Роберто на позднюю ночевку. Даже на исходе сил мы не могли не любоваться красотой дикой природы. На почти черном небе переливались россыпью бриллианты звезды. Снег мягко серебрился в лунном свете, и горы казались не столь грозными.
Утром 18 декабря, на седьмой день похода, мы вышли на участок, где снега было меньше, местами проглядывали серый лед и даже каменистая земля. Я быстро слабел. Каждый шаг теперь требовал огромного усилия воли. Думал я только об одном — как пройти еще пару метров. Я забыл об усталости, о боли, о страданиях. Я даже забывал о Роберто и вспоминал о нем, только когда он меня окликал. Так шли час за часом, километр за километром.
Я вдруг заметил, что у меня отрывается подошва на ботинке, и представил, как побреду босиком по острым камням, пока нога не сотрется в кровь. Потом поползу, обдирая ладони и колени. А потом буду только подтягиваться на локтях. Меня эти мысли даже успокоили. Я знал, что буду делать, если ботинок порвется окончательно. Я смогу сопротивляться смерти.