Избранные сочинения в 9 томах. Том 5 Браво; Морская волшебница
Шрифт:
— Так может говорить лишь честный человек, — сказал Ладлоу, пораженный искренностью контрабандиста. — Во всяком случае, мы будем готовы, хотя каким образом вы узнали все это, — такая же необъяснимая тайна, как и ваше появление на моем судне.
— И то и другое легко объяснить, — сказал Бороздящий Океаны, жестом приглашая капитана к поручням. Указав на маленький, почти незаметный ялик у кормового трапа, он продолжал: — Тот, кому часто приходится тайно бывать на берегу, всегда найдет средство проникнуть куда угодно. Эту скорлупку нетрудно перенести через узкую полосу суши, которая отделяет залив от океана; и,
Ладлоу колебался. Желание укрыть Алиду в безопасном месте боролось в нем с недоверием к контрабандисту… Он подумал немного и сказал:
— Нет, ваша скорлупка недостаточно надежна, чтобы взять кого-нибудь еще, кроме своего хозяина. Ступайте, и да воздастся вам за вашу преданность Англии.
— Будьте готовы отразить удар! — сказал Бороздящий Океаны, сжав руку капитана.
Потом он небрежно спустился по качающемуся веревочному трапу в свой ялик. Ладлоу следил за ним внимательно и, пожалуй, несколько недоверчиво.
Когда контрабандист сел и взялся за весла, его уже почти не было видно, а когда ялик бесшумно скользнул прочь, молодой капитан уже и не думал взыскивать с часовых, которые позволили ему незаметно подплыть к крейсеру. Через какую-нибудь минуту темные борта ялика слились с морской поверхностью.
Оставшись один, молодой капитан задумался. Поведение контрабандиста, его добровольное появление на крейсере, чтобы предупредить об опасности, правдоподобие его слов и способ, с помощью которого он это узнал, — все свидетельствовало о том, что он говорит правду. Примеры такой преданности королевскому флагу со стороны моряков, чья деятельность обычно вредила интересам короны, были нередки. Проступки их подобны заблуждению под влиянием страсти или соблазна, тогда как внезапный возврат к добродетели от природы свойствен человеческой душе.
Капитан не забыл совета контрабандиста — дать людям отдых. Он поминутно поглядывал на часы, но время ползло мучительно медленно, и всякий раз, набравшись терпения, он клал их обратно в карман. Наконец он спустился на шканцы и подошел к единственному человеку на борту крейсера, который бодрствовал, — вахтенному начальнику. В отсутствие офицеров это ответственное дело было поручено шестнадцатилетнему гардемарину, еще не произведенному в мичманы. Он стоял неподвижно, облокотившись на шпиль и подперев рукой голову. Ладлоу поглядел на него, потом поднес к его лицу горящий фонарь и увидел, что вахтенный спит. Не потревожив юношу, капитан поставил фонарь на место и прошел дальше. У трапа вытянулся матрос с мушкетом на плече. Ладлоу провел рукой у него перед глазами — матрос непроизвольно мигнул, ничего не видя вокруг. На баке, посреди палубы, широко расставив ноги и скрестив руки на груди, стоял невысокий коренастый человек и медленно поворачивал голову из стороны в сторону, как видно пристально осматривая эту часть океана.
Взбежав вверх по трапу, Ладлоу узнал в нем старого моряка, исполнявшего должность бакового старшины.
— Наконец-то я вижу на своем судне пару открытых глаз, — сказал капитан. — Ты один из всей вахты не спишь.
— Мне доводилось огибать мыс Доброй Надежды никак не меньше пятидесяти раз, сэр, а моряк, ходивший в такое плавание, редко дожидается второго свистка боцмана. У молодых и глаза молодые, им сон — что еда, намаялись они нынче с пушками да снастями.
— А почему ты все глядишь в ту сторону? Я ничего там не вижу, только туман стелется над морем.
— Там французы, сэр, разве вы не слышите?
— Нет, не слышу, — сказал Ладлоу, внимательно прислушавшись. — Не слышу ничего, кроме плеска прибоя.
— Может, мне только чудится, но вроде бы весло стукнуло о банку, а ведь того и жди, что мусью при таком штиле пошлет на шлюпках своих людей поглядеть, что с нами сталось… А вон и огонь мелькнул, это так же верно, как то, что меня зовут Боб Стеньга.
Ладлоу молчал. Действительно, огонь маячил в той стороне, где стояли на якоре вражеские корабли, — он то появлялся, то исчезал, как будто по палубе несли фонарь. Наконец он медленно опустился и исчез, словно угас в воде.
— Этот фонарь нес какой-то разгильдяй, капитан Ладлоу, а теперь он спустился в шлюпку, — уверенно сказал старшина, покачав головой, и стал расхаживать по палубе с видом человека, которому все стало ясно.
Ладлоу, задумчивый, но спокойный, вернулся на шканцы. Он обошел спящих людей, никого не потревожив, даже не разбудил все еще спавшего гардемарина, и молча ушел в свою каюту.
Там капитан пробыл всего несколько минут. А когда он снова вышел на палубу, движения его были уверенны и решительны.
— Пора сменять вахту, мистер Риф, — прошептал он, подойдя вплотную к спящему вахтенному и не показывая вида, что ему известно, как позорно юноша забыл о своем долге. — Склянка кончается.
— Есть, есть, сэр! Сигнальщик, перевернуть склянку! — пробормотал молодой человек. — Прекрасная ночь, сэр, и такая тихая. Я как раз думал…
— …о доме и о своей матери. Что ж, дело молодое. Но нам с вами нужно еще кое о чем подумать. Вызовите на шканцы всех офицеров.
Когда полусонный гардемарин отправился выполнять приказ, Ладлоу подошел к Триселю, который все еще спал беспокойным сном. Легкого прикосновения пальцем оказалось достаточно, чтобы штурман вскочил на ноги. Первым делом старый моряк поглядел на снасти, потом на небо и наконец на своего капитана.
— Наверно, рана ваша запеклась и ночной воздух только усилил боль? — сказал Ладлоу мягко и сострадательно.
— Поврежденная снасть не может служить, как новая, капитан Ладлоу, но я ведь не пехотинец на марше, мне не нужна лошадь, я и так могу еще послужить.
— Я рад, что ты бодр духом, мой старый друг, тем более что нам, кажется, предстоит серьезное дело. Французы посадили на шлюпки десант, и вскоре, если мои сведения верны, мы встретимся с ними лицом к лицу.
— На шлюпки! — повторил штурман. — Я предпочел бы паруса и свежий ветер! Наш крейсер — быстрое судно, а когда дело доходит до шлюпок, тут уж все равно, что рулевой, что простой матрос!
— Ничего не поделаешь, приходится мириться с судьбой… А вот и собрался наш военный совет. Головы всё молодые, но зато сердца благородные.