Избранные стихи Черниховского
Шрифт:
Умер — и нет уж ее, и дом опустел, омрачился.
Пусто сегодня на рынке, и вот я подумал: зайду-ка
Велвелэ-дурня проведать. Небось, по отце стосковался.
Мимо кладбища, где гои лежат, проходил я и видел:
Все оно тонет в цветах, над могилами ивы склонились.
И одурел я совсем, реб Мойше: взял да и бросил
Сыну цветок на могилку [46] : ведь как он любил, как любил их! —
Симха
46
одурел…бросил сыну цветок на могилку – у евреев не принято возлагать цветы на могилу; при посещении могилы евреи кладут у надгробия камешек, как память еще и о национальном горе – разрушении Храма.
"Ну, брат Василий, — в кутузку! — сказал Иохим: — Подымайся.
Писарь, того и гляди, придет. Не след арестанту
Лясы точить на дворе... Да дверь за собою прикрой-ка!"
Тамуза солнце недвижно стояло средь синего неба.
Море огня разлились... Все искрится, блещет, сияет...
1904
Перевод В. Ходасевича
СВАДЬБА ЭЛЬКИ
Идиллия
ПЕСНЬ ПЕРВАЯ
Мордехай из Подовки
Под вечер реб Мордехай, зерном торговавший в Подовке,
Сел на крылечке у хаты, обмазанной свежею глиной,
Скромно стоявшей в венках темно-красного перца. На солнце
Перец сушился теперь. Служил он зимним запасом,
Как золотистые тыквы, подобные с виду кувшинам.
Шли по домам пастухи; чабаны овец погоняли
В шуме, в смятении, в гаме и в тучах поднявшейся пыли.
Мыком мычали коровы, телятам своим отвечая:
Тех отделили от маток хозяева, чтоб не ходили
Тоже на свежую пашу; и разноголосо и звонко
Блеяли овцы, ягнята; хозяева шумно скликали
Пестрый свой скот во дворы; с неистовым лаем собаки
Глупую гнали овцу, за быком непослушным бежали,
Ту загоняя к корыту, другого — в теплое стойло.
Так и звенело в ушах, и пылью глаза наполнялись.
Сел Мордехай на ступени, потея и мучась от зноя,
Как и от той суеты, что в доме его воцарилась
С самого первого дня, как просватал он скромницу Эльку —
И зачастили к нему: то портной, то чумазый сапожник;
С этого самого дня в дому его силу забрали
Всякие там белошвейки, портнихи, модистки, кухарки, —
Всякая шушера, словом (так зло Мордехай выражался).
Дочиста отняли мебель: и стол, и скамейки, и стулья.
Нечего и говорить о кровати, где можно бы сладко
После обеда вздремнуть; вся мебель пошла для раскладки
Кофточек, кофт, одеял, рубашек, материй и юбок,
Белых и пестрых накидок, и дорого стоящих платьев,
Капоров с разной отделкой, из кружев, из лент разноцветных,
Также ночных и денных чепцов (поскромней, понарядней),
Фартуков, простынь, чулок и сорочек с прошивками.
Взглянешь —
Там размахнулся рукав, там — другой; подолы да оборки
Заняли хату его, а сам Мордехай превратился
Просто в какой-то придаток к нарядам и тряпкам. Пропало
Все уваженье к нему — никто на него и не смотрит.
Кроме всей этой возни — потому он лишился покоя,
Что обретался в гостях у него человек нестерпимый:
Меир, подрядчик, еврей, назойливый, нудный и скучный,
Всем надоевший давно бесконечным своим разговором.
Меир бубнил... Мордехай сидел неподвижно и слушал.
Так уж ему на роду, должно быть, написано было:
Сесть на крылечке и слушать подрядчика нудные речи.
Меир все мелет и мелет, бубнит. Мордехай притворился,
Будто внимает ему, стараясь поддакивать часто.
В скучные эти минуты чему Мордехай был подобен?
Крепости был он подобен, врагом осажденной. Траншеи,
Насыпи враг понаделал, дозорные выстроил башни,
Бьет из баллист, катапульт и тучами стрелы пускает...
Так-то сидел Мордехай, а подрядчик тяжелые камни
Бухал в него: "Закладная... протори... убытки... взысканье...
Аукцион... прокурор... исполнительный лист... казначейство...
Жалоба... копия... суд... защита... решение... вексель...
Пеня... повестка... расписка... доверенность... постановленье...
Суд... апелляция... пеня... указ... секретарь... ипотека..."
Съежился весь Мордехай, а Меир палит не смолкая.
И невозможно сказать, до чего бы дошло это дело,
Если бы вдруг не пришло избавленье нежданное. Думал,
Думал уже Мордехай, что с Меиром сделать: подняться ль
Да и послать его к черту с отцом и с матерью вместе, —
Или спросить, — прочитал ли молитву вечернюю Меир?
Вдруг подошла его дочка, по имени Элька, невеста;
С теткою Фрейдой пришла — и речь прервалась посредине.
— "Ты это, Элька, откуда? И время ль теперь для гулянья?
Мать — насилу жива, от шмыганья ноги опухли,
Отдыху нет от хлопот о свадьбе твоей да нарядах..."
— "Брось, — ответила тетка (а Меир молчал: подавился