Избранные стихи Черниховского
Шрифт:
Пара за парой пошла, и целую ночь танцевали.
То угощались, болтая, то снова и снова плясали.
А на столе красовались и сласти, и мед, и печенье,
Вплоть до коржиков мелких, посыпанных сахарной пудрой.
А на дворе собрались и в открытые двери смотрели
Парубки, бабы, дивчата... Теснились под окнами густо,
Шумно толкаясь в дверях и любуясь еврейскою свадьбой.
Музыки томные звуки, ласкаясь и нежась, носились
В теплой
Насторожились сады, зачарованы смутною тайной,
Медленно месяц катился высокой своею дорогой,
Нежно струя серебро на маленький прудик, на хаты.
То побелит он амбар, то светлым венцом увенчает
Стройных верхи тополей, погруженных в ночную молитву...
Звуки неслись по селу, за село, в шелестящие травы —
И далеко-далеко замирали над сонною степью.
И разудалый напев становился нежнее и мягче,
Грусть зазвучала в весельи — грустнее, грустнее, грустнее,
Точно и не было вовсе на свете другого напева,
Более праздничных звуков, чем вечно унылая песня.
ПЕСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Понедельник
Мальчик, лет десяти, вестовой, — во дворе Мордехая.
Волосы всклочены густо; рубаха расстегнута; ноги
Голыми пятками бьют по бокам проворной кобылки.
"Едут!" — кричит вестовой: — "На семи подводах!" Тотчас же
В десять мужицких подвод, припасенных заранее, люди
Быстро садятся, толкаясь, подводы битком наполняя.
Громко кричит Мордехай: "Музыканты, сюда! Музыканты!
Сваты! Где сваты? Скорее! А выпивка есть? А закуска?
Девушки! Ну же! Проворней!.. Извощики! Трогай!.." — И разом
Десять мужицких подвод за ворота несутся со свистом,
Гомоном, топотом, гиком и щелканьем. Вот уж,
Быстро одна за другой понеслись, обгоняя, помчались.
Спереди — псы со дворов, позади — непроглядная туча
Пыли. Подводы несутся — встречать жениха дорогого.
В двух, примерно, верстах от Подовки, вдали от дороги,
Грустно средь ровного поля маячит курган одинокий,
Чахлой травою поросший. И траву его покрывает
Легкая серая пыль, а ветры землей засыпают.
Изредка бледный ячмень да колосья залетной пшеницы,
Выжжены солнцем степным, в траве попадаются.
Мнится,
Будто состарилась тут и трава — и печально, уныло
В ней седина показалась от долгой тоски по былому,
По поколеньям былым, что промчались, как вешние воды,
И не осталось от них ни следа, ни рассказа, ни песни.
Что же ты, старый курган?
Кто же насыпал тебя высоким таким и широким?
Что ты за тайну хранишь? Где те, что тебя насыпали?
Сном позабылись они —
и сами всем светом забыты.
"Царской могилой" зовется курган, и к нему-то с дороги
Реб Мордехай и свернул, родню жениха поджидая.
Шумной, веселой гурьбой на курган побежали девицы,
Споря, кто раньше взберется. За ними степенно, неспешно,
Не забывая девиц понукать, подзадоривать шуткой,
Шли старики, отдуваясь. Взошли на вершину кургана,
Стали — и дикая ширь степная пред ними открылась
В грозной своей наготе, опаленная пламенем солнца.
С самых древних времен, со времен мирозданья, над степью
Дивная стелется тишь, пред которою речь умолкает.
Нет границ тишине, и нет предела простору,
Только объятья небес вдалеке замыкают пространство.
Пыль задымилась над шляхом, вставала, росла, приближалась.
Вот уже в ней показались летящие быстро повозки,
Вот уже стали видны в повозках сидящие люди.
Вот повернули к кургану, все ближе и ближе. Капелла
Встречный грянула марш. Замахали, задвигались шумно
Те, что стоят на кургане, и те, что подъехали в бричках.
Свата приветствует сват, родные родных обнимают.
"Мазел-тов [54] ! Здравствуй, жених!" —
"Эй, мазел-тов! Здравствуйте, сваты."
Уж у подножья кургана разложена пестрая скатерть;
Вот уже солнечный луч купается в золоте винном;
Вот уж его теплота касается коржиков пухлых,
Булок, кусочков мацы, крендельков и других угощений,
Звонкой стеклянной посуды, серебряных круглых подносов...
Весело сваты друг другу кричат: "На здоровье! Лехаим!"
54
Мазл-тов– пожелание счастья, поздравление.
Пьют и едят старики, а за ними, жеманясь, девицы.
Как принялись за вино — не отстали, покуда ни капли
Больше его не осталось в посуде. Но только, пожалуй,
В нем и нужда миновала: без выпивки весело было.
Кончили все это пеньем, объятьями, радостным шумом.
Вот и целуются двое: товарищи с самого детства,
Вместе когда-то росли, и один их мучил меламед.
Рады друг другу они: "Ты, Яков, с чего поседел-то?"
"Сам ты с чего облысел?" — "Как дела?" — "А твои как делишки?"