Избранные труды. Теория и история культуры
Шрифт:
Одежда вообще делилась в глазах римлян на две главные разновидности — со швами, кроеную, и без швов, драпирующую тело. Последний тип был характерен для египтян, греков, римлян и воспринимался как признак средиземноморской культуры, городской
543
цивилизации, в отличие от сшитой одежды, распространенной у народов периферии античного мира — галлов, германцев, парфян — и считавшейся признаком варварства. Слова, обозначавшие оба главных вида кроеной одежды, штаны и рубаху, — «bracca» и «camisa» — представляли собой галльские заимствования, проникли в латинский язык довольно поздно, отмечаются на периферии римского мира и старому языку самого города Рима неизвестны. Когда Юлий Цезарь ввел в сенат некоторых представителей галльской аристократии и они облачились в претексты, римских остроумцев
Галлы скинули штаны –
Тоги с красным им даны8.
Такого рода примеры можно умножить. Они подтверждают, что, в отличие от варварской, вся исконная, собственно римская одежда, в том числе и туника, произошла из кусков ткани, драпировавших тело, и что подобный способ создания одежды в какой-то мере всегда сохранял значение нормы.
Первоначально таких кусков было два — набедренная повязка (cinctus или subligaculum) и тога. «Мужчинам изначально одеждой служила просто тога, — сообщает Авл Геллий, — без туники, позже они стали носить короткие и узкие туники, которые оставляли плечи незакрытыми» 9. У нас есть основания видеть в этих упоминаемых Геллием примитивных туниках такие же простые куски ткани, обертываемые вокруг тела, но только, в отличие от тоги, скрепленные фибулами или захлестнутые один на другой. Не случайно один из древнейших дошедших до нас предметов, связанных с одеждой и изготовленных на заказ римским ремесленником для одного из сограждан, представляет собой фибулу 10. Она предполагает какую-то одежду, кроме тоги и набедренной повязки, причем такую, где составные части не сшивались, а скалывались. То могли быть либо два куска ткани, один спереди, другой сзади, скреплявшиеся фибулами на плечах и по бокам (так выглядели древнейшие туники у соседей римлян — греков, называвших их «дорический хитон»)", либо один кусок, края которого как-то складывались и закреплялись на левом боку, оставляя правое плечо открытым. Такие туники видны на некоторых статуях и рельефах, представляющих людей, занятых физическим трудом.
544
Таким происхождением естественнее всего объясняется та семантическая двойственность, которая ощущается в тунике в конце Республики и при Ранней империи. Туника, выкроенная, тщательно подогнанная и аккуратно сшитая, была в повседневной жизни повсеместно распространена и безусловно обязательна, и в то же время она, по-видимому, представлялась римлянам своеобразной уступкой безгероической современности, некоторым отказом от древнего и высокого канона. Во внебытовых условиях этот канон подлежал восстановлению, а эта уступка - осуждению. Так, были семьи, в частности из древнего аристократического рода Корнелиев Цетегов, где туники оставались запрещенными и в историческое время 12; жрец (фламин) Юпитера не мог носить никакой одежды, кроме драпирующей фигуру 13; римские цари изображались на статуях в одних тогах, без туник 14, и статуи первых принцепсов нередко следовали этой традиции. Катон Младший, использовавший всякий повод для демонстрации своей возвышенной преданности римским героическим обычаям, ходил без туники 15.
По всему этому судя, туника должна была восприниматься как одежда, разумеется, общая и необходимая, но все-таки прежде всего бедняцкая, лежащая вне исконной традиции. У Горация мелкий торговец продает vilia («никчемную ветошь») tunicato popello («народишку в туниках») 16. Обвиняя в тирании местных магистратов города Капуи, Цицерон говорил об ужасе, который они внушают простому народу — «всем этим в туниках» 17. Особенно показательно словоупотребление Тацита, который различает в римской толпе «vulgus imperitum», то есть «чернь, несведущую в государственных делах», не имеющую отношения к самоуправлению общины, и «tunicatus populus», то есть народ, собственно римлян, но отличительным признаком которых является туника 18.
Эта семантика туники не в последнюю очередь объяснялась, по-видимому, тем, как она была скроена и сшита. Особое раздражение поклонников и певцов римской старины вызывала та часть ее, в которой крой был представлен наиболее явно, — рукава. «С лентами митры у вас, с рукавами туники ваши», — говорят у Вергилия латинские воины троянцам, упрекая их в изнеженности 19. Приведя этот стих, Авл Геллий добавляет: «Также и Квинт Энний употребляет, говоря о молодых карфагенянах, слова "облаченная в туники юность" не без осуждения» 20. Контекст этих слов у Энния нам неизвестен, но, судя по ассоциации, которую они вызвали у Геллия, непосредственной причиной осуждения и здесь должны были послужить рукава 21. О времени появления таких туник в Риме и об их дальнейшей эволюции будет сказано несколько позже в иной связи.
545
Стола играла в женской одежде такую же роль, как тога в мужской, — удостоверяла принадлежность женщины к римской гражданской общине, ее положение жены и матери (девушки и незамужние женщины стол не носили). Она представляла собой длинную и широкую тунику, перепоясанную дважды — под грудью и ниже талии. О длине ее и рукавах судить трудно, так как столу носили всегда (по крайней мере, судя по сохранившимся изображениям) вместе с паллой — большим куском ткани, окутывавшим почти всю фигуру и скрывавшим детали. На помпейской статуе Юноны, одетой как знатная римлянка, — единственном, кажется, изображении столы, где палла спущена, — рукавов нет. Так же трудно судить и о длине столы, потому что второй, нижний ее пояс прихватывал еще один кусок ткани, окутывавший бедра и ноги наподобие длинной юбки и тяжелыми, обильными складками спускавшийся до земли; из-под паллы была видна лишь эта «юбка», которую римляне называли «instita» («оборка»).
Независимо оттого, были у столы рукава или нет, она полностью укладывалась в древнеримский канон драпирующей, а не кроеной одежды, так как непосредственно, зрительно, была неотделима от паллы и инститы и воспринималась вместе с ними как единая одежда, обволакивавшая фигуру женщины наподобие того, как тога обволакивала фигуру мужчины, с той, однако, разницей, что тога оставляла открытой по крайней мере одну руку и одну лодыжку, стола же, палла и инстита скрывали женщину целиком — видны были лишь лицо, кисти и пальцы ног. Знаковый смысл столы был связан с этим последним обстоятельством.
Римские писатели-моралисты неизменно упоминают о столе с уважением, как о символе женской чистоты: она «стыдливостью ограждает честность», в ней «тело твое не открыто ничьим вожделениям» 22; насмешливое раздражение, с которым говорят о столе писатели с фривольным и озорным взглядом, лишь подтверждает такое ее значение:
Прочь от этих стихов целомудренно узкие ленты,
Прочь расшитый подол, спущенный ниже колен21.
На уровне технологии одежды это назначение столы выражалось в том, что она была очень широкой и длинной и в ее бесконечных складках особенности женской фигуры скрывались полностью. Марциал говорил про старую кокетку, что у нее «больше складок на лбу, чем на собственной столе» 24. На уровне общественного самосознания такой характер одежды выражал консерватив-
546
ную римскую мораль: «Женщины в древности носили длинные и широкие одежды, дабы скрыть от взглядов руки и ноги» 25.
Попытаемся сформулировать вывод из всего вышесказанного словами одного из современных знатоков античного быта: «В жизни римлян одежда имела значение, во многих отношениях отличавшееся от того, которое придавали ей греки. В Греции одежда была чем-то личным и бытовым в собственном смысле слова, то есть в рамках общепринятой моды каждый одевался по своему вкусу и своим возможностям; когда римлянин появлялся в обществе, его одежда определялась не только весьма жестким обычаем, но и законодательными установлениями» 26.