Избранный. Печать тайны. Бездна Миров
Шрифт:
Фарел шел, спрятавшись в мыслях. Заметно нервничал Хелс.
– Ты думаешь это оно?
Фарел не расслышал вопрос.
– Что-что?
– Я говорю, что это оно, – Хелс шел медленно и осматривался по сторонам, вздрагивая каждый раз, когда тень падала на каменные надгробья, а ветер играл ветвями деревьев.
– Возможно, я уже ни в чем не уверен.
– Я тоже друг, я тоже… жуткое место, – добавил Хелс.
Туман, рассеявшийся по кладбищу, густел, падала видимость, и дышать с каждой минутой становилось сложнее. Смылись кресты надгробий, растаяли в тумане кроны деревьев, и вскоре им пришлось взяться за руки, чтобы не потерять друг друга из виду. Он шли, всматриваясь в белую пелену наугад, Фарел чувствовал как дрожит рука Хелса. Исчезла земля под ногами. В голове крутились слова из стиха, который показал Фарелу Хелс.
«Сквозь туман и сквозь печали,
Оставьте дома боль и страх,
Явитесь вы, мечтая,
О жизни, а не о грехах.
Когда часы покажут восемь,
А на кукушке будет семь,
Должны собраться вы и тихо,
Явиться в общий мавзолей.
Все лишнее оставьте дома,
А то спугнете лишь себя,
А если нет, задумайтесь,
И вспомнив, тихо скажите про себя,
Когда берем мы в долг, то надо помнить,
Что есть только один исход,
Отдать или смыть долг кровью,
А время ждет, время идет»
Поражала тишина – мертвенная, давящая и нагнетающая тишина, сгущающаяся подобно туману. Не было слышно собственных шагов. Исчез хруст веток под ногами, шелест опавших листьев, шорох травы.
«Ее нельзя нарушить», – думал Фарел.
Он хотел что-то сказать, но голос затерялся в тумане. Они шли в тишине собственных голосов.
Звук нарастал эхообразно, громче, громче и вскоре Фарел мог различить звук. Каркала ворона.
«А мне плевать», – думал комиссар.
Ярость исчезла. Он все сильнее сжимал скользкую, мокрую от пота руку Хелса. Дрожь мужчины передалась Фарелу. Хелс также сильно сжимал его руку. Голос, раздавшийся из тумана, заставил друзей остановиться.
– Кто здесь? – крикнул Хелс. Голос растаял в тумане.
– Говорю я, вы соглашаетесь, – кто-то говорил сквозь туман. Неприятный булькающий звук, как если бы Фарел слышал этот голос из-под толщи воды.
– Да, – совсем тихие голоса, которые друзья не узнали.
Фарел и Хелс, оборачиваясь по сторонам, пытались увидеть говорившего. Но тщетно – окружающий их звук шел со всех сторон.
– Я знаю все, остальное бесполезно, – сказал кто-то. – Не пытайтесь сопротивляться…
Фарел почувствовал, что говоривший не врет. Казалось друзья как обнаженные стояли сейчас посреди кладбище, вывернув наизнанку свое нутро. Он чувствовал внутри себя, в самой глубине собственного сознания чужое присутствие. Это чувство нельзя было передать и описать, это чувство нельзя было перепутать ни с чем. Он чувствовал себя униженным и оскорбленным, как будто кто-то здесь и сейчас надругался над ним. Стало жутко. Похоже те же самые ощущения испытывал старина Хелс, который закусив губу и щуря глаза всматривался в туман. По спинам друзей пробежал холодок. Фарел озирался по сторонам.
«Как такое может быть?», – стучало в голове.
– Не знаю, Фарел, как и ты еще три дня назад не знал, что твоя соседка будет мертва. Но она мертва. Ты убил ее. Понимаешь?
Голос как будто дал обдумать сказанное. Фарел потупил взгляд.
– Я защищался, – пробормотал он.
Голос оставил это без ответа.
– Вам будет больно. Ненадолго, – продолжил он. – Вы должны кое-что понять.
… Чудовищная вспышка боли…
Постепенно стали проявляться мутные очертания. Он чувствовал ощущение полета в облаках – легко, бесчувственно и самозабвенно. Здесь правила бесконечность и он не имел никакого права вмешиваться в чужую игру. Стоило забыть о жизни, о причудах и погрузиться в новый мир, врата которого открывала перед стариком судьба. Мир, где не было ощущения времени, только вольность, от которой слегка кружилась голова.
Снизу не то чтобы плыли, нет, скорее растворялись в сознании, обретая черты крыши городских построек. Мир рисовал дом – стены, окна, дверь. Дверь распахнулась, приглашая гостя зайти. Мгновение и Фарел оказался внутри. Не поспешил? Нет? В доме царила пустота, но несколько необычная, она живая. Она движется и первым Фарел увидел стол. Он громоздок и кажется, что ему не место в маленькой комнате. Но все хорошо, потому что в окнах загорелся свет все ярче и ярче, освещая комнату… Следом появились чувства. Радость, искренний детский смех. Глубокое удовлетворение. Все вокруг казалось таким знакомым, родным. Стул и человек появились одновременно. Теперь Фарел видел второй стул. На нем человек. Пока они похожи. Пока? Приятное удивление – появились идеи. Силуэт одного из сидящих приобрел очертания. Появилась одежда, выросли волосы. Второй по-прежнему светящийся силуэт. Губы, глаза, уши. Что-то есть в первом…
– Мне нужны деньги, – губы первого зашевелились. – Мне нужен этот пост.
Это же… Фарел. Прошлое… Фарел вдруг понял, что вернулся в прошлое.
– Старик глупец. Тем более Хелс тоже хочет начать дело. Нам надоело, что все дергают нами как куклами на веревочках.
Это лицо.
«Неужели это дерзкое, искривленное яростью лицо принадлежит мне?».
– Это доходит до крайности – продолжал молодой человек – Я чувствую, что поступаю правильно, я должен так поступать. Мысли, сны, все мое нутро велит сделать это.
Соседний силуэт переливался красками и Фарела слепил этот блеск.
– Достоин ли ты этого? – спросил силуэт.
– Да, – не задумываясь, ответил Фарел.
– За мечты надо платить, человек. Готовы ли вы заплатить?
Он кивнул.
– Не вопрос, ближе к делу.
Картинка взорвалась, разбившись в сознании Фарела на тысячи мелких кусочков…
… Воскресенье. Табличку «ЗАКРЫТО» Фарел повесил еще с утра и на всякий случай запер входную дверь на первом этаже, опасаясь, что обязательно найдется тот человек, кто придет на прием и будет нагло ломиться в двери. Нет, не сегодня. Вся контора не работала, а служащие отдыхали. Фарел поймал себя на мысли, что не дал ни одному из работников задания на дом, но и шут с ним. Вообще в этот день старик не хотел видеть никого. Следовало заплатить последний долг.
– Фух, к черту, будь все как будет, – прошептал Фарел.
Все нужные документы лежали в папке на столе. Все было сделано. Оставалось ждать.
… Шок прошел. Он не был удивлен, относясь к происходящему как к неизбежности.
«Сделать» – крутилось в голове – «И все будет кончено, теперь уже раз и навсегда».
Хелс не сомневался. Он сказал, что об этом никто не узнает.
«Все останется по-прежнему. Прочь, прочь дурные мысли. Все будет гораздо лучше. В сто, в тысячу раз. Я со всем справлюсь, – думал Хелс. – Со всем».