Изгнание Изяслава
Шрифт:
Позвякивают серебряные украшения, подвешенные к сбруе, горят смарагды* и бирюза на рукоятях мечей, тускло переливаются меха и шелка на княжьих шубах.
_______________
* С м а р а г д - изумруд.
А спереди и сзади, сколько охватит око, блестят боевые секиры и окованные дубины, колышется море высоких меховых шапок-клобуков, месят снег тысячи сапог. Когда проходят дружины, вместо пушистого белого снега остается синеватый, скользкий, твердый шлях.
Святослав, князь черниговский, в меховой шапке-треухе и синем плаще на меху любуется войском. Сколько тут бесстрашных воинов! О таких мечтает и царьградский властелин. Если бы все эти дружины соединить под сильной рукой его, Святослава, если бы он, а не Изяслав правил Киевом и Новгородом! Уж у него-то не посмел бы отнять города какой-то Брячиславич!
Никогда раньше не думал он так о старшем брате. Но обида за сына, как червь, точила его сердце. Ведь полоцкие бояре не солгали. Не пошел бы Ростислав вторично на Тмутаракань без благословения киевского князя.
"Заботился Изяслав о своем спокойствии, да прогадал. Завет отца нарушил, посеял семена распри. И что же получилось? Коварство ему боком вышло. Глеб опять в Тмутаракани, а Ростислава нет на белом свете, - думает Святослав.
– Прав был родитель: мудрец должен знать, что было и что есть, пророк - что будет, а мудрый властитель - что было, что есть и что будет. Токмо тогда его решения и деяния благу послужат, власть его укрепят. А тут и вперед глядеть не приходилось. Надо было лишь помнить завет отцовский: "Нет горше горя для земли и властителя, чем распря. Зажечь ее легко потушить трудно". И еще не раз говорил нам отец и завещал: "Если будете в любви между собой, Бог будет с вами, и покорите вы ворога, и будете мирно жить. Если же будете ненавидеть друг друга, то погибнете сами и погубите землю отцов своих и дедов своих, собранную трудом великим". Отшибло память у брата. А может, хотел меня ослабить? Как молвил Стефан, боярин из Полоцка: "Ведает брат твой, кто был бы самым могучим володарем Киева, знает силу твою и мудрость, Святославе, оттого и опасается тебя и сына твоего..." Не поверил я тогда боярину, а гляди ж ты - слова его сами на ум идут".
Черниговский князь и виду не кажет, что обиду на брата держит, хотел бы он заглушить ее, да не может, не властен в этом над собой...
И отрок Изяслав тоже глядит на господина своего, киевского князя, а в голове - десятки вопросов. Турволод сказал, что князь обещал слово замолвить Пестославу. И похоже было, что обещание он сдержал. Отчего же сызнова переменился боярин? Спросить князя нельзя, у него сейчас своих забот хватает. Видно, проклятый Жарислав все сумел переиначить. С Жариславом бороться в одиночку бесполезно. Да и Светозара хороша. Не захотела свидеться: боярский сын ей милей. Что ж, она еще пожалеет, поймет, что счастье упустила. И Турволод так говорит. Вот он едет рядом, добрый и отважный богатырь, сзади - дерзкий умелец Верникрай. Сколько подобных им в этом воинстве! Сколько под высокими шапками разумных голов да под кольчугами - честных сердец. И ведь зацветут сады и заколосятся поля, когда сотни и тысячи этих удальцов полягут на поле битвы. Сгрудят их в кучи - древосечцев и кузнецов, градоделов и шерстобитов - и зароют в мать-сыру землю. И все это из-за полоцкого князя, который во что бы то ни стало хочет отнять стол у милосердного Ярославича. Изяслав-отрок не сомневается, что и князь сейчас горюет о тех, кто погибнет в бою. Десятки и сотни лет должны будут прошуметь, прежде чем вырастет им замена. Великий урон Русской земле...
Войско Ярославичей вступило в полоцкие земли, перешло по льду реки и озера и обложило город Минск. Минчане ожидали нападения. Много часов тому назад начали гудеть замурованные в крепостные стены пустые кувшины. Усиливая далекий топот многочисленной рати, они возвещали о приближении противника. Предупрежденные об опасности, минчане успели расширить ров, находящийся перед городом. Его дно было остроугольным, выложенным камнями и деревом. Защитники города обильно полили стенки рва водой. Нападающий мог легко съехать по льду в ров, но не так-то просто было выбраться оттуда.
За рвом находился вал, сооруженный из камней и песка - первое оборонительное кольцо. На гребне вала возвышались деревянные прикрытия для лучников. Вслед за валом начинался второй ров, с перекидными мостами, которые можно было убрать в любую минуту. Затем на пути штурмующих вставала главная преграда - городская стена, составленная из дубовых клетей, многоярусных, заполненных необожженным кирпичом, и тристенных срубов, засыпанных землей и глиной. На городской стене была пристроена другая, деревянная стена - заборало. В ней проделаны бойницы.
На въездах в Минск возвышались деревянные вежи. С них открывались окрестности. Стража ведала, кто подходит к городу. Вежи были расположены чуть поодаль от стены, оставляя с двух сторон проходы до трех локтей в ширину - достаточные, чтобы могла проехать колымага.
Перед боем Ярославичи созвали думу. Кутаясь в меховые охабни*, похлопывая руками о бока, дуя в ладони, бояре сошлись в огромный шатер, подаренный князю Изяславу польским королем.
_______________
* О х а б н и (охабень) - старинная долгополая одежда с
прорезями под рукавами и прямоугольным откидным воротом.
Киевский князь обратился к собравшимся:
– Подумаем вместе, за одно сердце, братья мои и бояре мои. Во град сей вступить тяжко и многокровно. Как мыслите - где и в чем слабость врага и наша сила?
Бояре молчали. Каждый боялся попасть со своим советом впросак, показаться смешным, каждый хотел вначале послушать, что скажут воеводы и князья, а уж потом решать, кому из них поддакнуть. Видя, что бояре не решаются говорить, Изяслав сказал:
– Не дашь ли своего совета, хитроумный и прославленный воеводо?
– Исполать тебе, господине, за сладкие слова!
– откликнулся Коснячко. Он был многоопытен, участвовал во многих больших и малых сражениях. Главной чертой старшего воеводы была осторожность, а поэтому хоть громких побед он и не стяжал, но и в особом проигрыше не был. Коснячко проговорил:
– Мыслю так учинить. Нужно узнать о тайных лазах. Они в укреплениях имеются во множестве. Через те лазы можно в город проникнуть с малыми потерями. А до той поры, покуда откроем лазы, пресечем нашим врагам путь к реке. Не пропустим в город ни воду, ни еду. Возьмем их измором.
Святослав Ярославич возразил Коснячко:
– Пошел по масло, а в печи погасло. Сколько придется ожидать? Минчане будут в тепле сидеть, мы - на морозе. Воины возропщут. Часом опоздал, годом не наверстаешь.
Быстрый на решение, безжалостный и к вражьим воинам и к своим, княжич Мстислав предложил ударить со стороны главного въезда, разметать стену между башнями и прорваться к крепости - детинцу.
– Зря воинов погубим, - ответил варяг Симон, боярин Всеволода.
– Если ж разметаем вал, то гражане стрелять будут в нас со всех сторон. Сбоку стены, позади - вежи.
Симон вздохнул, опустил голову, наморщил лоб.
Тогда снова возвысил голос черниговский князь Святослав:
– В двух местах на крылах* надо пройти лесом к первому рву, перебраться через вал и по второму рву окружить град. Отрежем обороняющихся, что стоят на первом валу. А когда будем во втором рву, приметим выходы из тайных лазов. Через них ворвемся во град. Чтобы нас со стен не постреляли, сплетем из лозы большие щиты и накроем ров. А пойдем на взятие града - щиты нам сгодятся вместо лестниц. Смелый приступ половина победы.