Изгнание Изяслава
Шрифт:
_______________
* К р ы л а - фланги.
Возгласами одобрения встретили бояре это предложение.
На том и окончилась дума...
Бояре расходились переговариваясь. Резоимец Жарислав собрал сыновей на свою, малую думу, Жариславичи решали, кому из них где находиться в бою.
Щиты были сделаны быстро - подгонял мороз. Через два дня после думы начался штурм. Одновременно справа и слева к первому рву бросились нападающие. Защитники встретили их стрелами. На снегу остались сотни неподвижных разноцветных пятен. Но князья не печалились, знали: то полегли не дружинники, не бояре и отроки, а всего-навсего
Склир Жариславич, начальствующий над сотней воинов, в одном из самых глубоких мест рва заметил ровную площадку. Ему достаточно было одного взгляда, чтобы понять - площадка предназначена для незаметного накапливания войска во рву. Значит, где-то здесь и должны быть выходы из тайных лазов. Он постарался лично доложить о замеченном князю Изяславу, чтобы снискать его расположение. Воевода Коснячко пошел со Склиром к площадке. Внимательно осмотрели стены. В одном месте камни слегка шатались. Воины налегли сильнее, сдвинули их. Открылось узкое отверстие. Воевода приказал воинам бесшумно проходить через лаз в город и ждать сигнала.
Одним из первых в подземный ход нырнул Склир. Теперь идти первым было выгодно - меньше опасность, ведь враг вначале растеряется, а надежда захватить добычу - большая, если побеспокоиться об этом как следует.
Впереди Жариславича маячила в темноте какая-то знакомая фигура. Но кто это, резоимец никак не мог определить. Лишь выйдя за городскую стену на полукруглую площадь, он узнал Изяслава-отрока.
Изяслав-отрок был подавлен и молчалив. Он никак не мог опомниться от известия о страшной смерти Ростислава, от черных слухов. Говорили бояре, что князь Изяслав Ярославич виноват в смерти племянника. Снова и снова вспоминал отрок, как передал Ростиславу княжий меч со словами Ярославича: "Мечом этим охраняй границы от врагов наших". Может быть, бояре правы? Не князь ли толкнул сыновца на распрю?
"Но князь не хотел смерти сыновца, - думает отрок.
– Злая судьба поглумилась над обоими, а злые языки сплели молву... И ведь в том черном деле есть и моя вина. Это ведь я передал меч, хоть и сам был только мечом в чужой руке. А в чьей? Князя? Коснячко? Может, и они - оружие в чьих-то руках. Так и каждый человек, как говорил Иннокентий, лишь соринка, лишь стрела, а иногда меч - в деснице господней или сатанинской. Но как узнать, что угодно Богу, а что - дьяволу, как разобраться в том хитросплетении, когда достаточно сделать шаг вправо или влево от праведной тропы, а дальше над судьбой своей ты уже не властен. Несет тебя неведомая сила, не позволяет вернуться, изменить путь. Не зря говорено предками: семь раз отмерь, один отрежь. Не семь, а семью семь раз примериться надлежит, если воля наша короче веревки, на которой бычка ведут на убой..."
Его раздумья прервал неистовый рев. Это затрубили рога. Неожиданно для защитников города им в спину ударили киевляне и черниговцы.
Многие минчане побежали и были перебиты переяславльцами, притаившимися во рву. Часть защитников города затворилась в крепости.
Перекрывая шум боя, прогремел голос Турволода:
– Великий князь Изяслав повелевает сложить оружие! Кто сложит - воля! Кто ратиться будет - смерть!
И уже прислушались
Тогда поднялся на стене в полный рост безвестный и бесшабашный минский удалец, к тому же наученный боярином Стефаном, и крикнул так громко, что услышали все: и свои, и нападающие, и сам князь Изяслав:
– Слабосильный и худоумный киевский князь! Не чтим его! Пусть убирается отсель, покуда голову на плечах носит! Великий князь!
– он захохотал.
– Что у наших смердов в... то у вашего князя в голове!
Изяслав Ярославич слышал дерзкие слова. Гнев ударил в голову, как хмельное вино, затмил разум. Князь поднес к губам маленький рог на серебряной цепочке и затрубил. Тотчас же откликнулись десятки рогов и труб. Киевляне снова ринулись на приступ. А князь, издали глядя на побоище, пришептывал:
– Так... Так... Да сгинете вы, Всеславовы челядины...
– В этот миг в каждом минчанине он видел ненавистного Всеслава: - Пусть сгинут мужи, а жен да чад мои воины заберут...
Битва полыхала все жарче.
Не дремли, Изяслав-отрок! Разгневанные минчане отрезали тебя от своих, окружают. А издали настороженным глазом следит за тобой Жариславич.
Но Изяслав уже во вражьем кольце. Сухопарый минчанин занес над ним зазубренный меч. Сейчас погасит свет в глазах отрока.
Верный друг Турволод приметил опасность. Закружился в смертельной пляске боевой топор, прихваченный паворузом* к его руке, и пошел крушить шлемы, а заодно и головы.
_______________
* П а в о р у з - веревочная петля, с помощью которой оружие
привязывалось к руке.
Склир встревожился: ненавистный Изяслав сейчас будет спасен. Резоимец нагнулся, выхватил из руки убитого топор и метнул в отрока. Но на этот раз промахнулся Жариславич. Топор попал в Турволода. Зарычав от боли, богатырь упал.
Изяслав оглянулся по сторонам, он искал убийцу взглядом. Склир уже скрылся. Глаза Изяслава стали безумными, злобными. Он забыл о своем решении не поднимать руку на братьев. Он был опьянен ненавистью. О, он покажет этим проклятым Всеславовым прихвостням, убившим его друга! Изяслав сжал в руке меч я бросился в битву...
На узких улочках города со звоном сшибалось оружие, взлетали и падали дубины, кружились боевые цепи, стонали раненые, рычали живые.
– За Полоцк! За святую Софию Полоцкую!
– орали минчане.
– За Киев! За святую Софию Киевскую!
– хрипло горланили киевляне.
С обеих сторон слышался громогласный крик:
– За отечество!
– За отечество!
– твердит сквозь бойницу крепости минский воевода.
– За отечество!
– откликается минчанин, вонзая копье в живот киевлянина.
Бьются русичи, уничтожают друг друга. И над всем этим кровавым, гудящим, горестным городом реет крик:
– За князя!
4
Битва окончилась. К Изяславу Ярославичу подбежал Коснячко и сообщил, что детинец взят. Он спросил, как поступить с пленными. Боярин Пестослав подступил к князю и, желая выпросить жизнь пленным, сказал:
– Много лиха познали они, несчастные. Уразумели, сколь пагубен путь, начатый Всеславом. Слышно - минчане сами проклинают князя-отступника. Замахнись, пресветлый, да не ударь. Не все ж хлыстом, ведь можно и свистом.