Изгнание Изяслава
Шрифт:
Изяслав понимал, что его мечты безнадежны. Хоть дочь Пестослава уже давно на выданье, уже скоро станут ее дразнить перестаркой, хоть женихи стаями за ней не бегают, а все же надменный боярин никогда не отдаст свою дочь Светозару бывшему кожемякину захребетнику. Но сколько отрок ни убеждал себя в этом, на другой день ноги сами несли его к забору. То, что не нравилось другим в Светозаре - ее бледность и хрупкость, - нравилось ему. Теперь часто ему виделось во снах, будто она - его лада. Встречая его с охоты или из похода, выпорхнет навстречу, закинет тонкие белые руки на плечи и замрет, глядя ему в глаза. А вокруг шепчутся бояре и дети боярские, указывая на него: "Родович* Пестославов, княжий поплечник"**. И никто не вспомнит о его кожемякском прошлом...
_______________
* Р о д о в и ч - родственник.
** П о п л е ч н и к - ровня, товарищ.
У отрока от долгого пребывания на морозе зашлись ноги. Он топтался на месте, стараясь согреться. Успел познакомиться со всеми псами, которых было немало на подворье Пестослава, и они, почуяв отрока, уже не лаяли, а лишь слегка повизгивали.
Вот он расслышал легкие шаги за забором и прильнул к щели. Но тут же отпрянул в сторону.
Заскрипели ворота. Светозара вышла на улицу. За ней едва поспевала кормилица. Боярышня была в теплой шубке из серебристого лисьего меха. На ногах - башмачки, отороченные сверху таким же мехом. Вдруг девушка споткнулась, взмахнула руками и... упала бы в снег, если бы не Изяслав. Он подхватил ее. На какой-то миг ему почудилось, будто он слышит, как под его рукой бьется сердечко боярышни.
Светозара взглянула ему в лицо, улыбнулась уголком рта. Она давно заприметила этого непрошеного сторожа у ее терема и успела разузнать о нем. Ей нравилась его необычная судьба, его тихость и покорность. Ни разу не посмел он пробраться на подворье, поговорить с ней. Она незаметно мигнула кормилице, и та обратилась к отроку:
– Молви нам, отроче, свое имя. Дабы знали, кому благодарствовать.
Изяслав, не отрывая взгляда от Светозары, произнес:
– Изяславом кличут, сыном...
– он запнулся. Сказать сыном Микулы значит выдать свой позор, обречь себя на презрение боярской дочери. И он, словно завязнув зубами в куске мяса, выговорил: - Кличут меня сыном Стемировым...
А Стемир, известно, имя боярское.
...На следующий день он увидел ее снова. Она выбежала за ворота одна, без нянюшки. Он шагнул к ней. Светозара потупила глаза. Но в ее голосе не чувствовалось смущения, в нем был полувопрос и полупоощрение, когда она произнесла:
– Али сызнова подхватить меня устремляешься? Да я ж не падаю...
Он пошевелил сухими губами, согнулся в поясном поклоне:
– Челом тебе, Светозаро Пестославно!
– Будь здоров, отроче!
– откликнулась девушка. Он все больше и больше ей нравился. Таких она еще не встречала. Глаза зеленоватые, дерзкие, а движения скованные.
Он ковырял снег загнутым носком сапога и молчал. Она тихо засмеялась, повернулась и убежала в терем. Прикрывая лицо платком, прошла в свою светелку, схватила неразлучницу - тряпичную куклу Каринку и, прижав к своей едва наметившейся груди, поведала ей о воине Изяславе:
– Слушай, слушай, Каринка. У него очи зеленые, как травица весенняя, и посверкивают они, и посвечивают. А брови густые, а уста алые трепетнокровные. А ладони его нежные... Видишь его, Каринка?
Кукла молчала.
– Слушай, Каринка. Он воин молодой, а храбрый. Он до Новгорода-града добирался, земли перехаживал, озера переплывал, яры перемахивал да горы перелетывал. Славнее его нет у князя-богатыря. Верно, Каринка?
Кукла молчала.
– Да слушай же, слушай же, Каринка! Он мягкий и податливый. Захочу соколом воспарит надо мною, пожелаю - у ножек моих котеночком свернется. Он и тебя будет холить да беречь. Паволоки новой купит. Я тебе одеяние сошью. Люб он тебе, Каринка?
Кукла молчала.
Светозара говорила о нем еще и еще. В ее воображении он вырастал в богатыря Илью Муромца. А себя она видела его женой, лелеемой и почитаемой, как святыня, исподволь управляющей воином, подобно скомороху-медвежатнику, что на торжище заставляет плясать огромного зверя. Женщина и ребенок, хитрость и наивность, красота и коварство переплелись в ней столь тесно, что наивность стала хитрой, а коварство унаследовало от красоты привлекательность. Светозара прижимала к себе тряпичную куклу и уговаривала ее:
– Ничего, что он из кожемяк. Больше ценить станет меня, коли отец одарит его богатством. Слушаться станет, покорствовать. Он хороший, у него очи зеленые. Он милый, и брови густые. Нос кривоватый, да на него смотреть не надо. Зато он храбрый, он остромыслый. Только вот... что тятя-отец молвит на то? Добро молвит. Князь любит отрока, милостью своей одарит. А что иные бояре молвят?
Кукла молчала...
3
Изяслав-отрок продолжал украдкой видеться со Светозарой. Она часто снилась ему, и он шептал слова, не понятные иным гридням, которые спали вместе с ним в гриднице и прислушивались к его бреду. Отрок старался не размышлять о том, чиста ли его любовь к боярышне, нет ли в ней притязания на богатство и родовитость ее отца. На такой вопрос он не мог бы себе ответить, ибо мечта пробиться поближе к властителям была слишком сильной, владела им с детства. Вот только пришло ли время ей исполниться? Или поманит и посмеется, как это не раз бывало в его жизни. Поэтому лучше не обольщаться, не поддаваться сладкой мечте, чтобы отрезвление не было слишком уж горьким... Он убеждал себя, что его сватанье к Светозаре безнадежно, но ничего не мог с собой поделать. Снова шел к ее дворищу...
В конце концов его заметили слуги боярина и донесли Пестославу. Боярин разлютовался. Жених дочери - кожемякский захребетник! Он приказал спустить на отрока собак. Но Изяслав недаром скармливал им хлеб и приносил кости - псы, подбежав к нему, заглядывали в лицо, виляли хвостами. Слуги и сам боярин науськивали их, но ничего не помогало - очевидно, кости с княжьего стола были вкуснее костей со стола боярского. Собаки не трогали Изяслава.
Рассвирепевший Пестослав поколотил дочь. Она с опухшим от слез лицом гладила тряпичную куклу и говорила:
– Тятя дерется, а милый не выручит. Не ведает он о моей муке. Али оборонить не может? А целуется сладко...
Когда отец уходил из дому, она сызнова под разными предлогами выбегала из терема и, утерев слезы, виделась с Изяславом.
Боярин решил подкараулить их. И однажды, когда они встретились в дальнем конце дворища, на занесенных снегом огородах, он нагрянул с челядью, как ловец с гончими на пугливую добычу. Боярин огрел дружинника крепкой сучковатой палицей по спине и закричал: