Изгнание
Шрифт:
Повинуясь торжественности момента, они молчали, и их сливающееся дыхание и стук двух сердец казались слишком громкими. Николь сидела совсем близко от обнимающего ее Джоселина и слышала, как у него по жилам струится кровь. Ей казалось, что она улавливает саму сущность этого живого организма, она чувствовала запах его кожи, запах его духов, запах его длинных кудрявых волос. Она была заколдована, зачарована чувством, переполнявшим ее, чувством любви, не понимая еще до конца то, как велик и безбрежен тот океан, в который она теперь только начала погружаться. И все же, несмотря
На какое-то мгновение успокаивающий стук колес и интимная обстановка, царящая в карете, дали повод воспрянуть духом прежней Николь Холл, и она подумала: «Ну и что? Ведь Джоселин даже не спал со мной. Я была совершенно свободна и могла делать то, что мне хотелось».
Но хоть это и было справедливо, она понимала, что правила поведения и те оправдания своих поступков, которые она находила приемлемыми в двадцатом веке, не могли никого удовлетворить в то время, в котором она сейчас находилась. И вздрогнув от накатившего на нее страха, она вдруг поняла, что Николь Холл, блистательная актриса и умная проститутка из двадцатого века, исчезает, и, похоже, бесследно.
– Почему ты дрожишь? – спросил Джоселин так тихо, что она сначала даже не поняла, что он вообще что-то сказал.
– Не знаю. Наверное от холода, – ответила она, подвигаясь к нему еще ближе.
– Залезай ко мне под плащ.
С этими словами он накинул полы плаща ей на плечи; теперь она чувствовала мягкость его бархатного камзола. Вместо ответа Николь поцеловала его в гладкую щеку, радуясь, что он не носит бороды и усов, как это было сейчас очень модно.
– Ты, должно быть, очень устала, – продолжал говорить он все еще очень тихо, – это был для тебя ужасно длинный и утомительный день, да и последние месяцы нельзя назвать для тебя слишком легкими. Хотя Карадок и сказал мне, что банда «круглоголовых» обходилась с тобой довольно вежливо. Ты ему солгала, или это действительно так?
Николь замерла:
– Почему я должна была солгать?
– Ну, вероятно, ты хотела пощадить мои чувства.
Николь сидела молча, соображая, что он имеет в виду. Она понимала, что разговор принимает довольно опасный поворот, и не знала, как его избежать.
– Что ты все-таки имеешь в виду?
Он едва заметно отодвинулся от нее:
– Если бы они хоть чем-то обидели тебя, мне бы не оставалось ничего другого, кроме как собрать отряд и привести его в Грейз Корт, чтобы отомстить за тебя.
– В этом нет нужды, – сказала она, и он снова прижал ее к себе.
Мысли Николь забегали подобно загнанному зайцу. Что же сказал ему Карадок? Упоминал ли он имя предводителя «круглоголовых»? Если нет, то не собирается ли он сделать это в ближайшем будущем? Может, лучше ей самой упомянуть имя Майкла Морельяна, или он уже знает о нем? Сейчас ей казалось: что бы она ни сказала, это только испортит их отношения, и Николь снова задрожала.
– Все еще холодно, дорогая?
Она уже готова была рассказать ему все, отмести все обвинения и вымолить у него прощение. Но ее прежние инстинкты, с которыми не так-то легко было справиться, пересилили, и она просто сказала:
– Нет, я просто очень устала.
– Мы уже почти дома.
– Я сразу отправлюсь в постель.
Она хотела добавить: «С тобой, мой любимый», но промолчала, снова задумавшись над тем, как много ему может быть уже известно.
Карета въехала через Северные ворота, сонные глаза стражника внимательно вгляделись в полумрак кареты, и он усмехнулся, увидев парочку, так близко прижавшуюся друг к другу. Потом, когда они подъезжали к церкви Святого Илии, Николь закрыла глаза, пытаясь уснуть, давая себе время на размышления и не двигаясь до тех пор, пока карета не остановилась.
Потом она услышала, как Джоселин тихо сказал Карадоку:
– Будь другом, открой дверь. Я собираюсь занести леди Аттвуд в дом.
Николь почувствовала, что ее подняли, как ребенка, на руки и понесли в дом. Было совсем не стыдно, но ужасно романтично, хотя она и понимала всю комичность ситуации. Никогда раньше она не испытывала ничего подобного: когда тебя осторожно несут по лестнице и бережно кладут на кровать. Было такое, что за ней со смехом гонялись по всему дому, ее, как куклу, бросали на кровать, ее толкали и прыгали сверху. Джоселин превзошел все ожидания. Открыв глаза, она, улыбаясь, посмотрела на него.
– Я разбудил тебя? – спросил Джоселин.
– Да, но каким удивительным образом!
Он наклонился над ней:
– Арабелла, когда я последний раз видел тебя…
– Мы не закончили одно важное дело.
– …И я так часто вспоминал об этом, пока был далеко от тебя.
Николь приподнялась ему навстречу:
– Я тоже.
Лицо Джоселина было от нее так близко, что она увидела, как мышцы в уголках его рта напряглись, сложив губы в усмешку:
– Даже когда была с Майклом Морельяном?
– Значит, Карадок все рассказал?
– Да.
– Вот негодяй!
– Зачем ты говоришь про него так? Мой слуга рассказал обо всем, ничего не подозревая. Ты сама выдала себя этими словами, – Джоселин поднялся, став вдруг совершенно бледным и усталым. – Не надо больше ничего говорить мне, Арабелла. Твое лицо красноречивее всяких слов. Уж он, конечно, не упустил своего шанса, не правда ли, маленькая ничтожная сука? – с этими словами он вышел из комнаты, хлопнув дверью.
Невероятное чувство потери и желание отвоевать такое новое для нее чувство любви так завладели Николь, что она была сейчас готова пойти на смерть ради того, чтобы доказать ему свою любовь.
– Минуточку! – прокричала она ему вслед, выскакивая в коридор. – Подумайте хорошенько, милорд, прежде чем так жестоко осуждать меня. Я самая обыкновенная женщина с потребностями и физическими влечениями почти такими же, как у каждого мужчины. Да, я изменила вам с Майклом Морельяном, но не чувствовала себя предательницей по отношению к вам, потому что мы с вами были мужем и женой только номинально. Но как же глубоко я ошибалась! Я ни на минуту не могу отделаться от чувства вины. А знаете почему?