Изгнанница Муирвуда
Шрифт:
Отец ходил по комнате, сцепив руки за спиной. Майя всегда думала, что ее отец — самый красивый мужчина в мире. Он был строен, подтянут, тело его было телом охотника и спортсмена. О нем шла слава искусного мечника, дипломата и правителя. При виде дочери от уголков его глаз побежали тонкие морщинки и улыбка озарила лицо, но под скулами залегли тени, которых раньше там не было, а короткие — отец всегда стригся на южный манер — волосы тронула первая седина. Улыбаясь, он становился так хорош собой, что сердце Майи растаяло, и все же… все же она не могла не увидеть за его радостью горечь и страдание.
— Майя! —
Майе захотелось броситься к нему, повиснуть на шее, как в детстве. Пусть бы он подхватил ее, закружил, расцеловал, успокоил и поклялся, что все повергнувшее ее душу во мрак было лишь сном и этот сон никогда не вернется.
Отпустив руку канцлера, она подошла к отцу и сделала вежливый реверанс.
— Это еще что за глупости? — неожиданно сурово спросил отец. — Майя, ты дома! Я рад тебя видеть. Не будь такой чопорной, обними отца, ну же!
Подавив обуревавшие ее чувства, она шагнула к отцу и оказалась в его объятиях. От него пахло чем-то родным, не какой-нибудь корицей или сложными благовониями, а его кожей, его дыханием. Позабытые детские чувства захлестнули Майю, грозя нарушить ее с трудом обретенное самообладание. Она почти позабыла о материнском позоре, о маленьком Эдмоне с глазами ее отца — почти, но не совсем.
— Так-то лучше, — усмехнулся отец и от души обнял дочь, а потом отодвинул ее на расстояние вытянутой руки и с удовольствием оглядел. — Ты стала красавицей, Майя, хотя, конечно, для каждого отца его дочь — красавица. Погляди-ка, Валравен. Хороша!
— О да, ваше величество. И дело, которое вы поручили леди Майе, было выполнено удивительно успешно, особенно учитывая ее возраст. Вы можете доверить ей любое поручение. Она верна вашему величеству.
— Знаю, — ответил отец и, в точности как леди Деорвин, взял дочь за подбородок. Майя вздрогнула, но отстраниться не посмела. Отец смотрел с любовью, но что-то в его взгляде отдавало чувством вины и стыда.
— У тебя прекрасная портниха. И цвета тебе эти идут. Стиль мне нравится — даже после долгой дороги ты выглядишь аккуратно и пристойно. Это достойно уважения. А скажи-ка, Майя, сильно ли изменили тебя эти годы? В Прай-Ри умеют вскружить девушке голову. Но ты, похоже, вовсе не изменилась. Я вижу тебя такой, как прежде.
— Я ничуть не изменилась, отец, — смиренно ответила Майя. — А где матушка? Я полагала, что найду здесь вас обоих.
Она ударила по больному и задела отца за живое, но поняла это слишком поздно. Отец явственно вздрогнул.
— Ах да, конечно… я должен был тебе сказать.
Он зашагал по комнате, собираясь с мыслями, подбирая подходящие слова, как будто слова могли смягчить смысл сказанного.
— Твоя матушка здесь больше не живет.
Майя ощутила укол в груди.
— Понимаю, — сказала она и сглотнула.
Отец медленно выдохнул сквозь сжатые зубы.
— Не будем ходить вокруг да около, — он повернулся и одарил Майю холодным взглядом сузившихся глаз. — Я отослал твою мать.
Майя содрогнулась, но промолчала. Щеки ее горели.
— Где же она теперь? — чуть слышно спросила девушка. Отец не расслышал ее слов; пришлось переспросить.
— Должно быть, где-то в Муирвуде, — небрежно бросил отец. — Захудалая Сотня, сплошные болота да топи. Все в руинах, никому не нужное, что-то отстраивают, но чрезвычайно медленно. Боюсь, аббатство уже не возродится. Но дело не в этом, Майя. Твоя мать изгнана. Я намерен расторгнуть брак с ней. — Он бросил на Майю острый взгляд: — И тебя я тоже должен теперь изгнать.
Сердце глухо застучало у нее в груди. Майя уставилась на отца как на незнакомца.
— Но почему? — спросила она, чудом не утратив голос. — Разве вы мною недовольны, отец?
Он замахал руками.
— Нет-нет! Ничего подобного! Ничего более далекого от истины и придумать невозможно. Ты моя любимая дочь и навсегда будешь моей дочерью. Ты мне дорога. Но ты не можешь наследовать мне. А я не могу передать власть над королевством в руки иноземца. Это волки, Майя, и они уже заприметили тебя. Знаешь, сколько женихов с радостью примут твою руку и мой трон в придачу? Нет! Я этого не допущу. Наше королевство — старейшее из всех. Наша знать — самая древняя, наши Семейства — самые сильные. Вот только я не молодею, а твоя мать так и не смогла выносить наследника, сколько бы обетов я ни приносил. Когда ты родилась, что-то в ней… сломалось. Я не могу оставить трон дочери. Если станет известно, что мне наследует женщина, нессийцы тотчас же вторгнутся в страну и захватят трон.
Он говорил все злее, лицо его было искажено яростью.
— Я не имею права выказывать слабость. Если трон Комороса унаследует женщина, к нашим границам тотчас же подступят враги. С этим согласен даже канцлер Валравен. Мне нужен сын. Он вырастет воином. Он защитит нас, когда я постарею.
Майя подумала о робком маленьком мальчике, который прятался за материнскими юбками.
Она услышала так много, что молчать больше не могла. Вновь обретя дар речи, она обрушилась на отца:
— Как вы могли, отец? Вы же мастон! Когда вы женились на матушке, вы дали нерушимый обет. Нерушимый! Вы не имели права изгнать матушку. Она благородного рода, у нее есть титул, есть права. Она принадлежит к правящему Семейству!
Лицо отца исказилось от ярости. Он резко шагнул к Майе.
— Не смей со мной так говорить! — выплюнул он. — Ты — моя дочь, так будь любезна молчать и повиноваться. Как ты смеешь швырять мне в лицо мои же собственные клятвы! Я знаю, что я делаю. Я должен сберечь королевство, и иного пути у меня нет. Ты — всего лишь ребенок. Откуда тебе знать о том, что такое брак?
— Пусть я юна, но вы все равно неправы, отец! И вы сами это знаете. Чем мы навлекли на себя вашу кару? Разве это справедливо? Муж может изгнать жену, если она совершит прелюбодеяние, но ведь это вы…
Взгляд его полыхнул такой яростью, что Майю окатило ужасом. Отец хлестко ударил ее по губам, не позволив продолжить. Майя пошатнулась.
— Молчать, я сказал! — страшным голосом загрохотал он. — Думай, что говоришь! Я не потерплю таких речей от собственного ребенка. Смирно стоять!
Он навис над дочерью. Майя ощутила боль в щеке и вкус крови на языке. Колени у нее дрожали так сильно, что ей показалось, будто она упадет, однако она устояла. Она подняла на отца сухие глаза и одарила его презрительным взглядом.