Изгнанница Муирвуда
Шрифт:
Майю неприятно поразил его тон. Насмешливая обходительность Кольера на миг дала слабину, и по лицу его скользнула тень. Голубые глаза едва заметно сузились, однако уже через миг он ухмыльнулся, словно смеясь над собой, и пожал плечами.
— В аббатство Аизье. Человек не выбирает, где ему родиться, — сказал он. — А вот как прожить жизнь — каждый решает сам. Мне моя жизнь нравится. Я занимаюсь тем, что люблю. И хоть я выбираю опасные тропы, ни один разбойник меня и пальцем не тронет — знают, что я дерусь грязно.
Лицо у него
— Если нужно будет, я и глаз могу выколоть, и руку отрубить. Впрочем, сколько можно говорить обо мне! Как ваше имя, моя госпожа? Из какой Сотни вы прибыли?
Майя не знала, что сказать, но понимала одно: свое настоящее имя она этому человеку не назовет. Низкое рождение странно сочеталось в нем с изящными манерами, он был хорош собой, однако приятностью обхождения не был обязан ни высокому положению, ни титулу.
— Вот что я тебе скажу, — снова влез в разговор Джон Тейт, — этот Кольер — записной дамский угодник, так что ничего ему не говори. Твердит о разбойниках, а сам-то кто? Говорить с ним буду я.
— Да ты только и делаешь, что говоришь.
— Ты тоже не молчишь, как я погляжу, Кольер. Ну-ка, придвинь поднос поближе, глядишь, и помолчу минутку.
— Не спеши. Сейчас подадут бульон и сыр.
— Я и сырому мясу буду рад. А, вон несут!
Появилась стайка подавальщиц с горшками, железными треножниками и маленькими масляными светильниками. Горшки установили в треножники, а светильники подсунули снизу, чтобы их пламя подогревало дно. Майя впервые видела такой странный ритуал и с любопытством рассматривала происходящее. Наконец содержимое горшков забулькало.
Тейт взял маленькую вилку, подцепил несколько ломтиков мяса, наколол их на миниатюрные вертела и окунул в бульон, а сам попросил служанку принести ему овощей. Через несколько мгновений он извлек вертела из бульона. За это время мясо успело свариться. Джон Тейт протянул Майе исходящий паром кусок на вертеле, сам взял второй и зубами снял с него угощение.
— Здесь подают самый лучший бульон и сыр, — сказал он Майе. — По рецепту из Прай-Ри. Это я их научил.
— Разумеется, ты, кто же еще, — утомленно вздохнул Кольер.
— Таверну судят не по блохам в матрасах, а по еде, — с этими словами Тейт схватил огромный ломоть хлеба и погрузил его в кипящий сыр.
— Ваш друг не желает к нам присоединиться? — понизив голос, спросил Кольер.
Тейт оглянулся через плечо и одновременно с Майей увидел кишона: тот стоял с кружкой у стойки и не спеша потягивал эль или что-то ему подобное.
— Он у нас бука. Не любит шума и веселья. К нему такому лучше не приставать. Попробуйте сыра, — предложил Джон Тейт, оторвал кусок от очередного ломтя и окунул в расплавленный сыр, коричневато-желтый, присыпанный поверху чем-то темным. Майя последовала его примеру. Горячий сыр больно обжигал язык, но от аромата получившегося угощения у нее захватило дух. Это было что-то невероятное! Правда, есть приходилось под внимательным взглядом незнакомца, который не сводил глаз с Майи.
— А ей понравилось, — ухмыльнулся Кольер. — Скажите, госпожа моя, неужели и вы так же молчаливы, как ваш спутник у стойки? Как ваше…
— Значит, Проглот увел армию за тридцать лиг, — вмешался Тейт. В глазах Кольера мелькнул гнев. — А вернуться-то вернется? То-то я смотрю, в поместье ни огонька.
Майя была благодарна Джону Тейту за то, что тот не давал Кольеру вовлечь ее в беседу. Пожалуй, она могла бы переброситься с новым знакомцем парой фраз, не выдав при этом себя, но чем меньше он будет о ней знать, тем лучше.
Кольер сжал губы и покачал головой.
— Нет. Он не вернется. Говорю же, я собирался скакать в Аргус, искать тебя. Ты говорил, что не станешь работать на Проглота даже за десять тысяч. А за двадцать пять?
— За двадцать пять марок? — скептически переспросил Тейт.
— За двадцать пять тысяч марок, — уточнил Кольер. — За такие деньги можно купить целую Сотню. Не исключено, что и титул получишь. Королевского шерифа, например.
Охотник извлек из горшочка с сыром кусок хлеба и сунул в рот. Вытер руки, отряхнул крошки с бороды.
— Чем больше он предлагает, тем меньше я ему верю. Я и пяти тысяч не стою. Обойдусь.
Кольер удовлетворенно кивнул.
— Вот и я ему так сказал.
Снова повернувшись к Майе, он заговорщически понизил голос:
— Госпожа моя, а о погоде в горах вам говорить дозволено? Или Тейт опять бросится меня отвлекать?
— В горах сейчас ветрено, — ответила Майя, чуть улыбнувшись: настойчивое внимание собеседника льстило ей, пусть и против воли. Впрочем, она по-прежнему намеревалась говорить с ним как можно меньше.
— Она умеет говорить! — рассмеявшись, захлопал в ладоши Кольер.
— Я этому типу служить не буду, — заявил Тейт, извлекая из горшка с бульоном очередной кусок мяса, и с наслаждением принялся жевать, мыча от боли в обожженном языке. — Сколько бы он ни предложил. Так и передай.
— Тейт твердо намерен жить в бедности, — сообщил Майе Кольер. — Впрочем, я уважаю его за это решение. Знаете, как говорят мастоны: честь не купишь. Честь неоценима, ибо это единственная в мире вещь, которая всегда дороже тех денег, что за нее предлагают. И всего дороже она бывает тогда, когда мы отдаем за нее все, что имеем, — он ухмыльнулся. — Я не мастон, но запомнил.
Майя кивнула, испытующе посмотрела на него, но не произнесла ни слова. На левой щеке, под глазом, у Кольера был почти незаметный маленький шрам. Глаза у королевского слуги были голубые, как само небо. Майе захотелось узнать его поближе, но она подавила в себе это чувство, ибо знала, что вскоре они снова отправятся в путь и больше она этого человека не увидит. Финт Кольер, безродный из Дагомеи. В Коморосе брошенных детей почти не бывало. Если же на пороге аббатства находили младенца, множество семей тотчас наперебой стремились объявить его своим. Майе стало жаль Кольера, но поддаваться влиянию чувств было нельзя. Одно неверное слово, и сказанное ею или Джоном Тейтом мгновенно достигнет слуха короля Дагомеи.