Изгнанница Муирвуда
Шрифт:
— И обычаи такие странные, да, матушка? — подхватила Мюрэ. — Ты ведь жила там и всегда над ними смеялась. А правящее Семейство… — в голосе ее промелькнуло отвращение. — Все ведь знают, что их кровь… Лично я считаю, что любой из сыновей графа Форши — гораздо более приятная партия. Видишь, я уже и волосы завила к Духову дню.
— А мне не позволила, — проворчала Иолесия.
— Я слышала, что Форши любят кудрявых, — сообщила Мюрэ. — Но вот Дагомея… вы же не всерьез, матушка, правда?
Леди Деорвин не произнесла больше ни слова. Только игла мелькала.
Мюрэ подошла гуда, где стоял поднос с чашками.
— Благодарю, — бросила она, но тут лицо ее исказилось, словно она
Грациозным движением взяв чашку, Мюрэ изящно отпила сидра и направилась к кушетке.
— Матушка, ведь сегодня Духов день. Даже слуг отпускают танцевать у майского дерева вместе с господами. А Майя пойдет танцевать?
Вопрос был задан неспроста, и Майя вспыхнула, про себя проклиная Мюрэ, которая вечно плела интриги.
— Танцевать дозволяется даже безродным, — задумчиво произнесла леди Деорвин. — Пожалуй, и мы не можем не пустить Майю.
Игла в ее руках жалила как серебряный кинжал.
— Впрочем, неужели ты думаешь, будто найдется человек, который пригласит ее на танец? Здесь, в Сотне Биллербек, даже сельчане знают, кто она такая.
И, подняв глаза от пялец, леди Деорвин бросила зловещий взгляд на Майю.
— Мне нездоровится, — негромко сказала Майя. — Я не хочу на танцы.
— Но как же так! — возразила леди Деорвин, опуская пяльца. — Или ты полагаешь, что папенька просто так приехал в Биллербек на праздник? Как ты думаешь, зачем он проделал такой путь?
Когда-то Майя на лету ловила отцовский замысел. Когда-то она уверенно ответила бы на этот вопрос. Но она больше не понимала отца.
— Откуда мне знать, — тихо произнесла она. — Может быть он хотел оказаться как можно дальше от Муирвуда.
Леди Деорвин встала. Глаза ее метали молнии.
— Ах ты, дерзкая девчонка!
Майя холодно встретила ее взгляд и промолчала.
— Будь посдержаннее, милочка. Не забывай, что сдержанность угодна Истоку. Ах, сколько в тебе гордыни! Ничего, путь к смирению лежит через страдание, — не так ли учат Альдермастоны и Дохту-Мондар? А путь тебе предстоит долгий…
В ее словах явственно звучала угроза.
— Ну не заставлять же ее, если она не хочет, матушка, — сказала Мюрэ. — Какая разница, придет она или нет? Не хочу позориться при всех.
— Ваш папенька желает, чтобы ее увидели Форши, — терпеливо объяснила леди Деорвин. — Пусть видят, что она здорова, что мы добры к ней и исполнены сочувствия. Что бы там ни говорили слухи, она может свободно выходить из своей башни. Видишь, Майя, праздника тебе не избежать, как бы ты там себя ни чувствовала. Все равно с тобой никто танцевать не станет. Бедняжка.
— Я пойду, если того желает отец, — равнодушно ответила Майя. Теперь она называла его только так.
Сердце у нее сжалось от боли, но на лице не дрогнул ни один мускул. Сестры защебетали о нарядах и венках, и Майя тихо покинула солярий. Прижав руку к животу, она пыталась унять боль и терзавшее ее черное чувство. После отречения здоровье ее пошатнулось, и она стала часто болеть. Лекари, пользовавшие ее травами и настоями, утверждали, что у нее язва. Но их лекарства не помогали. Отчаявшись, Майя послала за Альдермастоном Кларедона и попросила о Даре исцеления — всякий мастон мог воззвать к Истоку и попросить о Даре, если в нем была нужда. Альдермастон воззвал, но безуспешно, после чего с сожалением объявил Майе, что ее страдания угодны Истоку.
Она миновала маленькую гостиную, где суетилась прислуга, готовя пир, с которого должен был начаться праздник. В суете никто не обращал внимания на Майю, и она была рада этому. Пусть она больше не носила нарядных платьев, пусть ее нарядили в платье служанки, гости нет-нет да и поглядывали на нее сочувственно. Взгляды их говорили, что они не одобряют решение короля, изгнавшего жену, однако восстать против него и заступиться за изгнанницу не посмеют.
Она впервые встречала Духов день взрослой. Все детство она гадала, как это будет. В этот день, единственный в году, не было ни чинов, ни рангов. Даже самого последнего бродягу усаживали за пиршественный стол. Юноши и девушки рука об руку танцевали, кружась, вокруг майского дерева — высокого шеста, украшенного цветами и лентами. В этот день принцесса могла плясать со свинопасом. По извечному обычаю танцевать в Духов день дозволялось всякому, кто достиг четырнадцати лет. Девчонки перешептывались в преддверии праздника, гадая, кто пригласит их на танец. Мальчишки укрепляли в себе решимость, мечтая пригласить ту, о ком в обычной жизни не смели даже думать. Это важный ритуал, это символ, понимала Майя. Она бывала на этих праздниках с раннего детства. Когда ей было шесть лет, она попросила отца научить ее майскому танцу. Она помнила, как танцевали вокруг майского дерева ее родители, и это воспоминание мучительно терзало ее. Боль в желудке усилилась — так всегда бывало, когда Майя начинала вспоминать о былом. Надо успокоиться.
Но как же ей не вспоминать? Вот уже много лет Майя не видела свою матушку. Этот Духов день матушка проведет в аббатстве Муирвуд, что стоит во всеми забытых болотистых землях и до сих пор не отстроено до конца. Муирвуд был старше всех прочих аббатств, однако их подняли из руин быстрее — почему так? Наверное, Муирвуд пострадал больше прочих. Говорили, что уцелело только здание, в котором находилась кухня Альдермастона.
Майя вообразила матушку на этой кухне — одинокую, убитую горем, страдающую. Поговаривали, что ее здоровье в опасности. Отец послал ей лучших целителей, ибо не желал пятнать свою и без того запятнанную репутацию подозрениями в убийстве. Больней всего было вспоминать о том, как незадолго до Духова дня Майя умоляла отца отпустить ее в Муирвуд. Она клялась, что вернется, предлагала отправить с ней хоть половину армии, но отец лишь рассмеялся ей в лицо, заявив, что он не доверяет половине своей армии и не удивится, если солдаты перейдут на сторону ее матери и поднимут восстание.
— Леди Майя!
Она резко обернулась. До выхода на лестницу оставались считанные шаги, но тут она заметила канцлера Валравена. Канцлер помахал ей рукой.
Майя улыбнулась и подошла к нему.
— Я шел в библиотеку, — сказал канцлер. — Не составите ли мне компанию?
— Отчего же нет. Я и не думала, что увижу вас до праздника. Давно ли вы в Сотне Биллербек?
— Две недели, — улыбнулся Валравен и повел ее вверх по лестнице, а затем — в другое крыло замка, туда, где располагалась библиотека. Тростник на полу пахнул мятой. Хозяева не желали ударить лицом в грязь перед важными гостями.
День клонился к вечеру, но в окна все еще лился яркий свет. Майя подошла к окну и выглянула наружу. Видно было далеко, до самой деревни, где уже воздвигли пышно украшенное майское дерево. Вокруг дерева собиралась толпа. Желудок стиснуло очередным спазмом. Майя схватилась за живот.
— Все не проходит? — спросил у нее за спиной канцлер.
Она кивнула его отражению в оконном стекле. Волосы у канцлера были подрезаны неровно.
— Лично я считаю, что виной всему эти грубые серые платья, — заметил канцлер, и в глазах его блеснул лукавый огонек. — Серый — это цвет туч. Не пушистых облаков, а тяжелых туч, несущих грозу. Кстати, говорят, вечером будет дождь. В этой Сотне погода бывает непредсказуема.