Изгнанница Муирвуда
Шрифт:
— Честно говоря, — сказала, оглядевшись, Майя, — я Даже не помню, как заснула. Где мы?
— В развалинах. Мы нашли их после заката, — ответил кишон и встал.
Оглядевшись, она увидела проступающие сквозь рассветный туман камни и поняла, что они находятся в разрушенном аббатстве. Вокруг валялись расколотые на куски каменные колонны. Лужайки заросли сорняками, однако Майе показалось, что среди них она разглядела обугленное основание майского дерева, некогда стоявшего посреди зелени.
— Вы уснули еще в седле, — сказал кишон, наклонился,
Майя покачала головой и покаянно улыбнулась:
— Ничего не помню. Вчера был такой длинный день, и я очень устала.
В животе у нее заурчало так громко, что услышал даже кишон. Майя рассмеялась:
— Если верить моему аппетиту, я и впрямь не ужинала.
Губы кишона тронула легкая улыбка.
— Утром я обошел окрестности и поискал плодовый сад. Помните, как мы нашли сад в затерянном аббатстве?
Нахлынули воспоминания. Присутствие кишона привычно не позволяло расслабиться.
— Мастонский сад, — с усилием улыбнулась Майя. — И плоды в нем были спелые. А здесь есть сад?
Кишон покачал головой:
— Здешние деревья почти не плодоносят. Дички, что с них взять.
— И яр-камней нет, — сказала Майя, подходя к уходящей ввысь каменной опоре. Девушка провела рукой по грубому камню, но, как ни прислушивалась, не смогла уловить ни единого зова на всем этом кладбище камня. — Нессийцы убрали яр-камни. Видишь царапины? Здесь было лицо, но его стесали.
— Зачем? — спросил кишон.
Майя не сводила взгляд с изрытой зубилом поверхности камня.
— Нессийцы так часто находили яр-камни, что в конце концов научились с ними управляться, — сказала она, непроизвольно коснувшись спрятанного на груди кистреля. — Но для того чтобы вырезать новые яр-камни или изготавливать собственные медальоны, нужны знания, которых у нессийцев не было. Они пытались подражать мастонам. Они вырезали в камнях лица. С виду было очень похоже.
Она уронила руку и пошла к Джону Тейту, который уже начал седлать лошадей, но обернулась и бросила последний взгляд на кишона.
— Они могли вырезать точное подобие яр-камня, но не обладали силой мастонов и не могли его оживить.
Кишон пошел следом за ней.
— А вы не мастон?
Майя покачала головой.
— Мне не позволено было учиться. Я знаю, я прошла бы испытания. Я могу разбудить яр-камень без кистреля, а на это способны немногие. Способность взывать к Истоку передается по наследству, а все мои предки были великими мастонами. Может быть… может быть, однажды и я стану мастоном.
Джон Тейт туго затянул подпругу.
— А, — пропыхтел он, услышав ее последние слова, — это вам надо в аббатство Тинтерн, что в Прай-Ри. Тамошний Альдермастон вас как пить дать примет. А станете мастоном — так и обойдетесь без побрякушек, — он поглядел на нее искоса. — А коняшки-то наши успокоились, можно седлать. Тут ведь как: можно по-правильному, а можно иначе. Вот Кольер, он знает, как надо, а я вам вот что скажу: ежели вот так вот устроить сбрую, — Джон даже закряхтел от усилия, — лошадке будет полегче. Вчера мы их гнали почем зря, так что сегодня пускай отдохнут. Пойдем пешком. А как будет нужда, так и погоним снова.
Майя подошла к Присли, похлопала ее по боку, ласково заговорила с лошадью.
— Ты проверил подковы? — спросила она. — Камушков нет?
— Это я завсегда, — строго кивнул Джон. — Ну как охромеет лошадка, и что с нее тогда проку? Нет там никаких камушков, и подковы что надо. У короля в конюшнях еще дюжина таких же, все как на подбор. Любит он хороших лошадей.
Майя сняла с седла торбу с овсом и принялась кормить лошадь. Себе она достала краюху хлеба. Присли залезла мордой в торбу и с удовольствием захрумкала. Майе захотелось угостить ее яблоком, но яблока не было.
— Я б и сам все сделал, моя госпожа, — смущенно улыбнулся Джон Тейт.
— У меня когда-то были лошади, — объяснила Майя. — Я всегда сама за ними ухаживала. И седлать правильно тоже умею, мастер Тейт.
— А топор кинуть правильно вы тоже умеете, моя госпожа?
Она оглянулась через плечо и сжала губы.
— Вижу, не умеете, — усмехнулся охотник. — То ли дело языки, танцы, верховая езда, соколиная охота, дипломатия да лютня или, может, клавесин.
— Лютня, клавесин и маленький орган, — поправила Майя. — И фехтование, пайзенийская школа.
Джон Тейт хрюкнул.
— О, так это вам прямая дорога к Кольеру. Он большой любитель пайзенийского фехтования — оттого и прозвище получил. Да только я любого фехтовальщика с тридцати шагов завалю своим топориком. Ей-же-ей, что вам тот клавесин? Учились бы лучше с топором!
Он ухмыльнулся и расхохотался.
— Пожалуй, вы правы, — согласилась Майя, с удовольствием глядя на его веселье. — Мое образование явно не завершено. Научите меня обращаться с топором.
Джон похлопал Ручейка по спине и стал быстро обтирать ему бока.
— Доседлаю вот, и тогда сколько угодно. Ну как придется бежать? Наготове надо быть. Вы пока топорики мои возьмите да ступайте к тому вон пню, где было майское дерево, а уж там я вам все покажу. Ну, тише, тише, забияка ты эдакий.
Майя подобрала два топора, лежавших рядом с Джоновым заплечным мешком, и понесла их через весь луг к обугленным остаткам майского дерева. Кишон с привычным хмурым и озабоченным видом оглядывал окрестности. Впрочем, за последние недели Майя стала иначе относиться к его суровой непреклонности и независимости. Пусть общаться с ним было куда тяжелей, чем с тем же Джоном Тейтом, но целеустремленность, умение выживать в любых обстоятельствах и даже опостылевшая готовность повсюду следовать за охраняемым вызывали у Майи уважение. Теперь защитников у нее было двое, и она была рада этому.