Изгнанница
Шрифт:
— Но это только для купцов из Фарлайна, Эрстена, Зеленолесья, — продолжил Райнель. — Для аркайнских или анлардских купцов ничего не изменилось.
— И это разумно, — довольно благодушно ответил Тирлис, — нельзя ссориться с соседями.
— Если они не эльфы, не тролли, не гномы? А с теми, значит, можно?
— Свой своего всегда поймет. А эти разве же нам свои? — старший Тирлис посмотрел на меня и замолчал. — Это только пришлых касается, а кто в нашей стране живет, тот, конечно, тоже свой, вот что я хочу сказать.
Я не очень поняла, о чем речь, точнее, решила не вникать. Мы со Стеллой пошли к ней в комнату, играть в «Четыре башни», а когда стемнело, Райнель проводил
Глава 14
Балет Архшима, в котором я танцевала, шел примерно раз в две недели. Сначала я радовалась и ужасно гордилась, когда кто-нибудь из дежурных воспитательниц говорил мне:
— Растанна, не забудь, у тебя вечером спектакль, приготовь уроки пораньше, — и все смотрели на меня с завистью. Потом привыкла к этому.
Вместо Лил теперь танцевала другая девочка, из третьего класса. И, кроме меня и Стеллы, никто здесь о ней и не вспоминал…
Если же говорить о новом балете, который ставил Нерсален, то репетиции уже давно начались. Я думала, Нерсален раздаст нам, отобранным ученикам, роли в спектакле, но пока ничего не происходило. Он репетировал с основным составом, а кордебалет еще не был утвержден. А когда утвердили, то роли мне не нашлось. Я-то думала, что если постановщик выбрал меня, то это значит, что я уже наверняка буду участвовать в спектакле. Но — ничего подобного… Нерсален выбрал тех, кто ему понравился, а потом уже начал раздавать роли. На всякий случай, он выбирал с запасом — и меня в постановку не взял. Я чувствовала себя неудачницей. Гораздо хуже, когда надежда поманит — и уйдет, чем если б ее совсем не было. То и дело появлялось чувство, что многие смотрят на меня ехидно или со злорадством, хотя, может быть, ничего такого и не было.
Но вот через некоторое время меня госпожа Тереол велела мне пойти на репетицию. Я точно знала, что это не репетиция кордебалета. Стало ужасно любопытно, но надеяться на что-то я боялась. И вот, переодевшись в танцевальный костюм, я вошла в репетиционный зал в актерском флигеле. Нерсален дождался, когда выйдут на перерыв два танцовщика, с которыми он занимался, и кивнул мне. Я сделала книксен.
— Вы из второго класса? Как ваше имя?
— Да, из второго. Меня зовут Растанна Альрим, — я снова поклонилась. Было приятно, что он говорит «вы».
— Сделайте несколько прыжков под музыку, — Нерсален кивнул сидящему за клавесином исполнителю. — Ассембль, баллоте, глиссад — то, что умеете уже.
Я начала танцевать под музыку, пробежала по сцене и сделала несколько прыжков. Очень волновалась, потому что не знала, что ему важно — умение слышать ритм мелодии, или то, насколько грациозно я завершу прыжок, или что-то еще.
Нерсален прервал музыканта.
— Достаточно… Растанна, вы будете танцевать серебряную лань. Завтра начнем репетицию.
Я возвращалась мимо артистов, снующих по флигелю, через кулисы Театра и все думала, как же мне повезло. Как я могла считать себя неудачницей? Серебряная лань — это совсем небольшая роль, но совершенно необыкновенная. Гораздо лучше, чем быть в кордебалете, ведь они хоть и дольше находятся на сцене, зато их так много, что на того или иного танцовщика или танцовщицу никто и внимания не обратит. А серебряная лань — другое дело… Она появляется ненадолго, зато на сцене — всего двое, заблудившийся командор и лань. Она убегает от него и показывает ему дорогу в скалах, о которой никто не знал — потом по этой дороге проводят войско, и оно спасает союзников от гибели. Обычно на сцене делают некое ступенчатое подобие скалы, и танцовщики изящно переходят с одного уступа на другой, делая грациозные па и замирая в красивых позах. Любопытно, что придумает Нерсален. Он назначил первую репетицию через два дня. Я думала о серебристом костюме лани… Как чудесно это будет…
Когда я пришла на первую репетицию, то сразу поняла, что Нерсален немного изменил постановку, к которой все привыкли — в конце этой сцены лань не просто скрывается за последним уступом, а делает прыжок и потом уже исчезает. Ну, и поменьше изящных и малоподвижных движений… Конечно, это задумано намного лучше, чем в нашем балете. Подумав об том, как необычно и прекрасно будет все, что задумал Нерсален, я внезапно почувствовала, как все похолодело внутри. Сцена с командором и ланью- совсем не длинная, но очень важная. Играет нежная, негромкая музыка, партия командора — военный рожок и флейта, а лани — арфа. Каждое движение лани сопровождается игрой челесты — как будто она, в самом деле, цокает по гулким камням волшебными копытцами. Свет приглушен, костюм командора из черного материала, а мой — из серебристого, он таинственно переливается… Все будут смотреть на меня — а вдруг я станцую плохо, ошибусь…
Правда, на репетициях все у меня получалось, и Нерсален не только не ругал меня, а, наоборот, одобрительно кивал. Сначала мы занимались с Нерсаленом вдвоем, потом добавился танцор, исполняющий роль командора. Декорации уже были готовы — они тоже были немного другими по сравнению с прежней, нашей постановкой. И я показывала воинам путь в горах, спасая целое королевство…
Все оказалось не так уж просто, но и не чересчур сложно. Нерсален требовал, чтобы все его идеи воплощались с точностью до малейшего жеста. Пожалуй, мне это даже нравилось — хорошо, когда постановщик точно знает, чего хочет. Вот Архшим иногда говорил на репетициях: «А попробуйте-ка сделать вот так… Нет, не надо — лучше вот этак…» А тут все было ясно и определенно. Но взыскивал с нас Нерсален очень строго, мы должны были точь — в-точь танцевать так, как он показывал.
Я очень уставала на репетициях, хотя нашу сцену он проходил всего два раза в неделю и недолго. Командора танцевал Тильминк Смарг. Он был очень знаменит, когда он выступал, ему всегда бурно аплодировали, вызывали на бис. Сначала девочки о нем расспрашивали — добрый он или заносчивый, спокойный или капризный. По — моему, он был довольно спокойный и доброжелательный, правда, после репетиций Смарг со мной не общался, просто кивал дружелюбно на прощание, и все. Но это и понятно — никогда настоящий артист не станет просто так разговаривать с ученицей, только по делу. Так я им и сказала, и через две или три недели они оставили меня в покое.
Репетировали мы, в главном зале актерского флигеля, который был в точности как зал Театра — большая сцена, кулисы, одно отличие — мест для зрителей почти не было — всего два ряда. Это если в день спектакля в Театре, а так — на сцене. Звучала арфа, рожок и челеста, командор танцевал великолепно; Нерсален, если нужно было кого-то из нас поправить, как нужно танцевать. У него красивые и «экономные» движения, каждое — закончено, четко и выразительно.
Мне ужасно нравились наши репетиции, и как танцует Смарг, и как Нерсален добивается того, чтобы мы воплотили видимые пока только ему картины. Но сам Театр был мне безразличен. Ничего не восхищало в нем — ни бархатные кресла зала, тонущего в темноте и скрывающего в себе будущее спектакля — успех или провал; ни позолоченные колонны, ни удивительный запах — декораций, пыли, угощений из буфета, дамских духов… Это было место моей учебы и моего труда, вот и все…