Изгнанник вечности (полная версия)

Гомонов Сергей

— Принципы нашего начертания — это ты об оранагари [19] над символами?

— Да.

— Думаю, это разумно.

Танрэй обернулась, взглянула на него снизу вверх, как ученица на учителя:

— Спасибо, что не махнул на меня рукой… Меня даже наставники отговаривали от этой темы, предлагали взять более разработанную кем-то, еще до меня. Но мне почему-то казалось, что если я так и сделаю, то подведу тебя…

Нат встряхнулся. Она сама еще не понимает того, в чем разобрался Тессетен, ей кажется, что она испытывает удовольствие от его общества исключительно из-за схожести интересов, из-за того, что им невероятно легко друг с другом и говорить,

и молчать. Но нет-нет, да нарочно оказывалась чуть ближе к нему, чем требовалось; и Сетен, бывало, наклонял к ней голову, чуть ли не касаясь — на грани фола! — губами ее пышных рыжих волос. Говорила все больше она, а он слушал и как-то странно менялся в лице. Однако, увлеченная беседой, Танрэй мало смотрела на спутника. Волк усмехнулся про себя: а жаль, она увидела бы интереснейшие метаморфозы… Правда, они, скорее всего, напугали бы ее не на шутку, ведь в эти мгновения рядом с хозяйкой шел совершенно другой человек, в ком не было ни капли сходства с ужасающей образиной хозяйского друга…

19

Оранагари — непрерывная черта над сочетанием символов, указывающая конец одного слова или предложения и начало другого.

Но всему есть предел. Однажды она по своему обыкновению разглядывала прозрачную воду, над которой парил «Сэхо» и, напуганная резко выпрыгнувшей почти в лицо летучей рыбой, отшатнулась, наткнувшись на Сетена. Он невольно поймал ее за талию, Танрэй растерянно замерла в его тесных объятиях, и оба попросту не знали, как повести себя, потому что одинаково ощутили то, что никак не должны были ощущать мужчина и женщина, у каждого из которых давно была своя семья. Тессетен вдруг словно опомнился, и это положило начало их дальнейшему отчуждению, в результате которого они пристали к берегам Рэйсатру изумительно равнодушными друг к другу людьми. Во всяком случае, равнодушными с внешней стороны. И причиной стала запомнившаяся Нату сцена пару дней спустя после их первого разговора.

— У них странные взаимоотношения… — Сетен рассказывал о дикарях кхаркхи, насколько успел их узнать. Тот нелепый случай с прыгающей рыбой они оба негласно решили забыть и не объясняться. — Антропоиды прошли этап матриархата, сейчас у них острый кризис, когда их самцы еще слишком неуверенны в себе, чтобы не видеть в самке потенциального или даже открытого врага и не притеснять ее на уровне общественных устоев и даже религии.

— Религии? Что это такое? — поинтересовалась Танрэй.

— Как тебе объяснить… — он поглядел под ноги и улыбнулся, подыскивая ответ, ведь это словечко изобрел Паском для обозначения того, что делалось у дикарей на Рэйсатру. — Они считают, что все стихии мира действуют разрозненно друг от друга, непрестанно наблюдают за людьми и могут гневаться на членов племени за какие-то их проступки. И когда антропоиды их одушевляют, то называют их духами, покровительствующими той или иной стихии. Это духи-олицетворения. На них всегда можно и понадеяться, и спихнуть какие-то невзгоды.

— Так что же, они не знают, а только выдумывают? Они не знают?!

— Ну как же они могут знать, подумай сама: их век короток, прошлых воплощений они не помнят… Я даже не уверен в том, что их «куарт» развивается в таких условиях…

Танрэй покачала головой:

— Мне их жаль… Чтобы верить во что-то, надо знать все законы, а они выдумывают, подменяют… Ужасно…

— Да, подменяют… Но, в принципе, это удобный подход к управлению теми, кто ниже в стае… то есть в племени…

— Только не предлагай мне придумать еще и какую-нибудь адаптореги… рели… В общем, её!

Они засмеялись.

— Почему бы нет, — пошутил Сетен. — Главное — подкрепить этот ритуал кровавой жерт…

Он вдруг замер,

словно чем-то осененный. Танрэй изумленно посмотрела на него, настолько внезапно он осекся на полуслове: его будто не стало рядом.

— Что такое?

— А? Нет, ничего такого. Знаешь, а ты покажи мне, сможешь ли ты защититься в джунглях в случае чего. Это опасное место, и там надо держать ухо востро.

— Но там ведь есть город, а джунгли далеко! — пыталась возразить она, однако Сетен снова затащил ее наверх, на большую свободную площадку, где при желании могли бы без тесноты собраться все многочисленные пассажиры «Сэхо».

— Это только так кажется. Тебя ведь учил чему-то Паском?

Танрэй опустила глаза:

— Ну да… чему-то учил…

— Тогда стой тут и готовься!

— К чему?

— Я твой противник. Я твой смертельный враг. Одна твоя оплошность, и я тебя уничтожу. Будь серьезна, отбивайся в полную силу! Останови меня, Танрэй! — его глаза искрились рождением очередной странной идеи.

Нат подбежал поближе и присел возле связки канатов. Он видел, как просто ей далась связь со стихиями — то, что раньше она делала с трудом, жалуясь, будто неспособна сосредоточиться. А Сетен уже бежал на нее в своем мороке, вызывая оторопь уже одним своим видом. Мало кто останется невозмутимым при виде громадного золотистого тура с нацеленными на жертву рогами. Танрэй одновременно сделала перед собой преграду и отпустила ему навстречу сбивающий с ног поток воздуха, развернувшегося из тугого клубка ветра, что родился между ее ладонями всего миг назад. Она еще не умела скрывать свои действия.

Тессетен не успел начать защищаться, когда летевший в него ураган распался по пути, и лишь легкий бриз смахнул с его лица остатки бычьей гримасы.

Люди стояли друг против друга и изумленно переглядывались. Только для волка тут не было ничего удивительного: все это он понял еще в их первую встречу на ступенях портала Новой Волны.

— Ну… — она смущенно втянула голову в плечи и растянула губы в попытке улыбнуться, — я не слишком способная ученица у Паскома…

— Стой!

Сетен отступил на шаг и что было силы запустил в нее то, что звалось волной смерти. Это было от отчаяния: друг хозяина наконец тоже все понял.

Волна вдребезги разбила зыбкую преграду Танрэй, а дальше развеялась сама, не коснувшись хозяйки.

— Зимы и метели! — прошептал Сетен. — Пропади оно всё… — и едва ли не простонал: — Ну и за что это нам?!

— Что случилось? — встревожилась Танрэй.

— Отойди! — буркнул тот, промчался мимо и снова заперся в своей каюте.

А потом пошел тот разлад. Изо всех сил сопротивляясь, Сетен строил баррикады, чтобы не переступить запретную черту, за которой, возможно, для них двоих, истинных попутчиков, простиралось царство великого земного счастья и прочие радости жизни. Но уж кому, как не циникам и пессимистам вроде него, знать, что вход в чертоги земных наслаждений для одних — это выход во владения боли и несчастий для других. И двери, ведущие в неведомую страну, старательно загораживались подручным хламом — от ничего не значащих холодных острот до откровенно язвительных и не заслуженных ею подначек, тем более обидных, что Танрэй не видела их скрытого смысла. Он только что был спокоен — и вдруг ни с того ни с сего одергивает ее, а затем уходит. И это было так похоже на Ормону, что бедная жена хозяина начинала его ненавидеть, перебирая в мыслях самые оскорбительные прозвища. Но сердце у нее было отходчивым, и в следующий раз они встречались, как ни в чем не бывало, за пустым разговором или обсуждением все той же адаптолингвы. Он просто перестал подпускать ее ближе, не давал касаться даже одежды, пресекал лишние, с его точки зрения, разговоры.