Изгнанник вечности (полная версия)
Шрифт:
На очнувшегося смотрели все, кто был в шатре, потом, уже после отмены тревоги, его повели в штаб, долго задавали различные вопросы, рылись в документах, в каких-то справках. Много позже, когда Фирэ и его начальник сдружились, Диусоэро признался, что больше всего переживал, не отберут ли у него такого перспективного помощника. Но юность Фирэ спасла их обоих: его сочли еще слишком неопытным для более горячих точек фронта и оставили на прежнем участке. Но и здесь убивать ему приходилось чаще, чем лечить.
— А вас, господин
Усталый, страдающий от вынужденной хронической бессонницы, старший кулаптр поднял на него мутноватый взгляд. Распухшие веки давили на воспаленные до красноты глазные яблоки.
— О чем ты?
— Я вижу среди аринорцев немало хороших, светлых людей и вижу среди наших немало гнили… Мне все труднее убеждать себя, когда приходится уничтожать северян…
— Не ляпни этого при военных! — предупредил Диусоэро и для острастки потряс пальцем перед его носом. — Я тоже все вижу, но ты запомни: у этих светлых ребят-северян есть приказ, и далеко не все они видят, как ты, и сомневаются тоже далеко не все — с их-то диктатором! Да, они такие же люди, как и мы, разве кто-то утверждал иное? Но уже много сотен лет эти люди холят и лелеют свою ненависть по отношению к нам. Отчего-то решив, что они избраннее остальных, аринорцы не оставили нам выбора, кроме как воевать…
У Диусоэро была странность, к которой Фирэ привык не сразу. Задерганный своей страшной работой, старший кулаптр был очень подозрителен ко всем без исключения. Иногда он нарочно доверял двум-трем людям якобы секретную информацию, а потом следил, не узнают ли об этом непосвященные. И если сведения просачивались дальше, он прекращал всякое общение со всеми тремя, без разбора. По счастью, Фирэ эта участь миновала: начальник очень дорожил им как специалистом и старался погашать вспышки подозрительности в зародыше. В ответ Фирэ доверял ему самые сокровенные мысли.
— Однажды я хотел отыскать своего Учителя и поговорить с ним о своих сомнениях, — признался юноша. — Еще до его отъезда с Оритана…
— Ала?
— Да, его…
— Так в чем трудность?
— Я не нашел Ала.
Они помолчали, доедая скудный паек. Диусоэро отер рот и подбородок, стряхивая крошки:
— Ала нетрудно было найти, он был очень известен в Эйсетти.
— Это не так… Тот, на кого показал мне Дрэян, не был моим Учителем. Это долговязый ори с густыми черными волосами, несколько похожий с братом…
— Ну да, он самый.
— Это не Ал. Сами подумайте, кулаптр: мне ли не знать Ала из Эйсетти?
Диусоэро усмехнулся и покивал.
— Я спрашивал советника Паскома — его Учителя. Мне все время мерещилось, что настоящий Ал где-то поблизости от того, кого называли этим именем… Но он исчезал…
— А что тебе сказал Паском?
— Паском? — Фирэ хмыкнул. — Он спросил
— Да, этот момент всегда наступает у ори — рано или поздно они начинают разыскивать своего Учителя, свой меч, свою попутчицу…
— Поскольку мой Учитель всегда был моим отцом, который передает по наследству меч, то думаю, что найдя Ала, я найду и свой меч…
— Значит, нынешний Ал — это все-таки не Ал? — задумчиво пробормотал Диусоэро. — Тогда кто же он, нынешний?
— Этого я не понял. Он какой-то… пустой… Его будто кто-то водит, как полуробота. Он очень силен — но именно той смертной мощью, какой наделены диппендеоре. Признаться, господин Диусоэро, мне было страшно рассматривать его даже издалека…
— А что же его жена?
— Ее я не видел. Но Танрэй тоже была поблизости, просто в тот раз мы не встретились. Дрэян предупредил, что она мало что помнит, и Паском сказал то же самое, а значит, говорить нам с ней было бы не о чем…
Так пролетело еще полгода, и однажды Фирэ получил из дома прискорбное известие о смерти деда, господина Корэя. Из уважения к старинному роду юноше подписали увольнительную на три дня, и с тяжелым сердцем улетел он в Эйсетти.
— Я не успел с ним попрощаться, — посетовал Фирэ, обнимая встретившую его маму.
— Он очень часто думал о тебе в последнее время, мальчик, — сказала она, промокая слезы платком. — И все же это случилось так неожиданно…
За прошедшие полтора года Эйсетти потускнел еще сильнее. Город будто бы угасал в смертельном недуге, и Фирэ подумал, что теперь самая прекрасная столица мира ничем не отличается от тех истерзанных «населенных пунктов», которые приходилось патрулировать их части по линии фронта. Такая же участь постигла и воздушный, многоступенчатый Рэйодэн — Небесный Град, уже многократно обстрелянный аринорцами…
— Это правда, что теперь и наши прорвались к Ариноре?
Отец хотел получить новости из первых рук.
Мать дико взглянула на него и ушла в комнату для прощания, сжав челюсти почти до хруста. Фирэ нашел в себе силы лишь кивнуть. Он едва удержался от неуместного здесь вопроса — чувствует ли отец хоть что-то или ему все равно?
Дед лежал в прозрачной сфере, где потом свершится кремация тела. Конечно, это был уже не дед: оболочка, к которой так привык в этой жизни Фирэ, оказалась удручающе пустой. Господин Корэй не пожелал даже остаться поблизости до приезда любимого внука. Наверное, он смертельно устал от нынешнего воплощения и при первой же возможности отправился к Древу, чтобы прийти в равновесие после всего пережитого. Много всякого насмотрелся он среди продажных коллег в Объединенном Ведомстве…