Изгнанник
Шрифт:
Многочисленные цветастые клумбы перед входом в каждый дом, резные, но при этом очень крепкие двери из редчайших пород древесины, на которых непременно красовались, вырезанные лобзиком и трудолюбивыми руками, животные, а над входом всегда висел фамильный герб.
– Да-а, я как будто и не уезжал. – Ностальгически протянул приговорённый.
– А вот и главная площадь и дворец короля. – Немного тихо пробубнил Вергонт, он всегда очень тихо говорил, словно плохо владел речью – зато мечом владел искусно. Пока они добирались он каждый вечер, пару часов перед сном, упражнялся в фехтовании.
Карета остановилась. Через её стеклянное окно лица различить было невозможно. Но и слепой бы ощутил, что на площади многолюдно.
Более старший стражник, открыв дверь транспорта, вышел, через пару шагов он встал смирно, придерживая дверцу. Затем, на воздух полез его младший товарищ, и в такой же позе застыл напротив него. Мгновение спустя они оба кивком указали конвоируемому в сторону площади.
Пора было выходить. Бывший генерал никогда не любил мешкать, потому быстро оказался снаружи.
Яркое южное солнце ударило в глаза, он непроизвольно сощурился, в висках прокатилась боль, в уголках век появились слёзы. Вирган не был самым южным городом королевства, на другом берегу залива Стриктаб стояли ещё города, а так же мыс Юдар – самая южная точка материка. Но столица возведена на территории, где субтропический климат начинал перетекать в тропический, поэтому тепло и солнечно здесь было даже в Ноябре.
Глаза довольно быстро стали привыкать к свету и Альберион смог лучше разглядеть черты приближающегося к нему силуэта. Он конечно очень давно не видел Джермейна, они распрощались ещё до того как его упекли в темницу, но всё-таки это лицо ему не забыть никогда: серые глаза и русые волосы, широкая челюсть и не большой нос. Да, за это время он вырос на целый метр и в плечах стал шире раза в три, но всё равно мимолётного взгляда хватило, чтобы узнать в приближающейся фигуре Джермейна – его единственного, а потому невероятно сильно любимого брата, который был младше узника на четыре года.
– С возвращением домой брат! – Он явно репетировал эту речь, неоднократно представляя себе этот момент. Его широкая улыбка ярко засияла, но ещё ярче сияла корона на его голове.
Младший брат развёл руки стремясь обнять старшего брата.
– Джермейн, братишка я тебя вечность не видел, с радостью тебя обнял бы, но… – Мятежник поднял свои руки, показывая, что они в кандалах, и немного виновато улыбнулся.
В глазах брата воспылала ярость, казалось, что он сейчас готов убить кого-то. Но вот кого?
– Вы что?! Всё это время везли его скованным?! – Гневно, но, не теряя самообладания, и достоинства, прорычал он сквозь зубы. – А ну снимите эту срань с него немедленно!
Вергонт торопливо достал ключ из кармана и принялся освобождать заключённого, он спешил, как мог, отчего получалось только медленнее. Но вот оковы спали, и стражник, звеня цепями, отошёл в сторону.
– Я так рад видеть тебя живым! – Сказал монарх, крепко обнимая брата. – Как много у тебя седых волос! – Продолжил он, оглядывая новоприбывшего с ног до головы. Объятия их закончились, но они продолжали держать друг друга за плечи и с улыбкой смотреть друг другу в глаза.
– Это всё возраст и недостаток солнечного света, я думаю, у тебя уже тоже начала появляться седина. – Альберион смущённо улыбнулся, он всё ещё чувствовал себя неуверенно, не понимая для чего его сюда привезли.
– Будем надеяться, что это делает нас только краше, а иначе с такими волосами ты и не женишься ни когда. – Джермейн рассмеялся.
– Я смотрю, ты теперь король, значит отец… – Ему не хватило сил закончить фразу, невесть откуда взявшийся ком подкатил к его горлу, закрыв проход словам.
– Он умер год назад, теперь я правитель. И первым же указом я приказал тебя освободить. Так что не будь таким угрюмым, ты здесь не для того чтобы расстаться с головой. Пойдём со мной, я тебя провожу.
Они отправились в сторону от дворца, по белой выложенной из каменных плит дорожке ведущей дальше в небольшой лес. Стража хотела пойти сними, но он приказал тем оставаться на месте.
***
В стране Фендал мёртвых хоронили в земле, ставя над могилами мраморные или хотя бы гранитные бюсты, дабы легче было вспоминать образы давно ушедших, но всё ещё горячо любимых близких сердцу людей.
Но так «вечную память» устраивали для бедных или безродных людей.
Семьи же отмеченные королём за особые заслуги перед отчизной, а именно такие становились знатью, хоронили близких родственников в фамильных склепах уходящих глубоко под землю. Стены, пол и потолок таких мемориалов обкладывали серыми камнями, обтёсанными до прямоугольной формы и гладкой поверхности. А площадь этих помещений не уступала самым большим дворцам королевства. У входа же, в специальных углублениях, всегда лежали пару десятков факелов и масляных светильников. Сами же покойные находились в каменных саркофагах, у изголовья которых и стояли бюсты с изображениями умерших. Богатые знатные семьи помимо мёртвых в склепах предпочитали прятать ещё и различные ценности: золотые тарелки; кувшины; вазы из фарфора или хрусталя, а так же редкие украшения. Скрывались такие богатства не в самих каменных гробах, а в предварительно выкопанных потайных местах заложенных камнями. И только члены семьи знали, где эти схроны.
Королевская семья в своём склепе держала только своих предков, ни какого золота тут не было, исключительно мёртвые: дедушки, бабушки, прабабушки, прадедушки и непосредственно родители Альбериона – все сплошь представители главной линии королевской династии за все три тысячи лет.
Стоя у саркофага матери, он беззвучно плакал. Его лицо всегда слабо отображало эмоции, царившие внутри: поджатые губы, наморщенный лоб и полуприкрытые веки – всё, что указывало на грусть, в которой пребывал его разум, ну ещё плохо различимые в темноте слёзы на щеках. Ему не хватало смелости поднять голову и посмотреть на статую с её изображением.
– После того как отец отправил тебя в Осор мать замкнулась в себе, она перестала разговаривать и за пару месяцев постарела лет на десять, а через три года умерла. Она очень сильно любила тебя, сильнее, чем кого-либо. – Джермейн стоял справа от брата, положив левую кисть на его плечо.
– Любила, а я её подвёл, пойдя против семьи. Она умерла из-за меня, какой же я ужасный сын! – Чувство вины давило на него, он уже готов был рухнуть на колени под этой тяжестью.
– Не говори так! – Успокаивающе произнёс его младший брат. – Ты поступил, так как счёл необходимым. Отец был горд тобой, когда ты открыто, бросил ему вызов, сказав, что не согласен с его политикой. Он ходил по дворцу довольный, говоря, что воспитал настоящего мужчину, не боящегося высказать своё мнение даже наперекор королю.