Изгои Интермундуса

Дронова Анастасия

Паника охватила все мое существо, но прежде, чем я успела в ужасе отшатнуться от неизвестно откуда взявшегося незнакомца, юноша, резко поддавшись вперед, притянул меня к себе, развернув лицом к обрыву. Теперь за его спиной разверзлась мглисто-серая пасть, несущая смерть. Только сейчас, уткнувшись в покрытый пылью золотистый дорожный плащ, я поняла, зачем незнакомец так поступил – если бы я сделала хоть один шаг назад, то разбилась.

Странно, но эти чужие объятья казались такими родными, словно этот

синеглазый юноша был готов защитить от любой напасти, что может навредить мне. Он мягко прижимал меня к себе: я чувствовала, как бьется его сердце, и на миг мне показалось, что мы – единое целое...

– Дея?! – теплые руки накрывают мои, оказавшиеся в неожиданном месте – мои пальцы утопают в волосах, а ладони больно вдавливаются в виски, словно пытаясь не дать вырваться чему-то наружу. Я и не заметила, как обхватила голову руками. Никогда еще воспоминания не причиняли такую боль – будто бы заноза в ступне, о которой вспоминаешь, как только ноги касаются земли.

– Где болит? – мужской голос встревожено дрожит.

– Все в порядке, – отвечаю я, выпрямившись. И вправду, боль прошла так же внезапно, как и нахлынула.

– Прости, – коротко отвечает он, чуть отступив. Но не успеваю я опомниться от нахлынувших воспоминаний, как он одним резким движением прижимает меня к себе.

– За что? – спрашиваю, непроизвольно потершись щекой о его рубашку.

– За то, что я всегда груб с тобой… – вздохнув, отвечает Теон.

– Ничего подобного! – я отстраняюсь и сердито смотрю на него. – Это я постоянно вывожу тебя из себя!

– Да? – Теон изгибает бровь: не ожидал, что меня накроет приступ самобичевания.

– Эм… – теряюсь, а его пристальный взгляд вгоняет в краску. И что это на меня вдруг нашло? Это же Теон!! Циник, хам и грубиян! И он сам виноват, что такой вспыльчивый! – То есть я хотела сказать, что...Тыпостоянно выводишь меня из себя!

Я размыкаю объятия и отворачиваюсь, прекрасно понимая, что моя последняя фраза была сущей нелепицей.

– Эх… – слышу раздраженный вздох, но не успеваю опомниться, как сильные руки берут мои плечи в кольцо, – сколько не отворачивайся – я все равно буду рядом, всегда...

Слова парня пронзают меня словно молния, но я не могу заставить себя оттолкнуть его.

– Кхм, ладно, – он отстраняется, я чувствую его смущение, хоть он и старается скрыть его за невозмутимым лицом, – нужно повторить роль.

Да точно! Роль...

Зубрежка монологов Джульетты растягивается почти на две недели. Я настолько погружаюсь в роль, что она вытесняет все прочие мысли: о Лео, о Теоне, о странных снах и болезненных вспышках искаженных воспоминаний… Уроки проходят как в тумане, да и они уже почти меня не волнуют.

Единственный раз, когда внутри все начинает дергаться – это на контрольной репетиции, когда я слышу, как прогоняют свои реплики Маша и Кир. Весь их диалог, хоть он и сыгран абы как, врезается мне в душу шипом понимания...

– И я чего хочу, когда все решено?

Мне в петлю лезть, а ей смешно,– говорит Кир в образе Чацкого.

– Хотите ли знать истины два слова?

Малейшая в ком странность чуть видна,

Веселость ваша не скромна,

У вас тотчас уж острота готова,

А сами вы..,– гордо вздергивает подбородок Маша, прямо Софья Фамусова.

–Я сам? не правда ли, смешон?– подсказывает Теон, усмехнувшись, видя, как Кир судорожно роется в своих листах.

–Да! грозный взгляд, и резкий тон,

И этих в вас особенностей бездна;

А над собой гроза куда не бесполезна, – слова Софьи-Маши напоминают меня саму. Как странно...

–Я странен; а не странен кто ж?

Тот, кто на всех глупцов похож;

Молчалин например..,– Кир немного запинается под строгим взглядом учителя.

–Примеры мне не новы;

Заметно, что вы желчь на всех излить готовы;

А я, чтоб не мешать, отсюда уклонюсь,– Маша разворачивается, чтобы уйти.

–Постойте же!– Кир хватает девушку за руку, и я вижу, как всего на пару секунд ее лицо, особенно щеки, покрывается легким румянцем. –Раз в жизни притворюсь.

Следующий монолог из «Горя от ума» – хоть и нескладно прочтенный – расковыривает всю душу.

– Оставимте мы эти пренья.

Перед Молчалиным не прав я, виноват;

Быть может, он не то, что три года назад:

Пускай в Молчалине ум бойкий, гений смелый;

Но есть ли в нем та страсть? то чувство? пылкость та?

Чтоб кроме вас ему мир целый

Казался прах и суета?

Чтоб сердца каждое биенье

Любовью ускорялось к вам?

Чтоб мыслям были всем и всем его делам

Душою — вы, вам угожденье?..

Сам это чувствую, сказать я не могу,

Но что теперь во мне кипит, волнует, бесит,

Не пожелал бы я и личному врагу,

Бог знает, за него что выдумали вы,