Изгои Интермундуса
Шрифт:
Я невольно перевожу взгляд на Дею и едва подавляю желание хлопнуть себя по лбу, спрятав глаза в ладони.
– Надеюсь, эта не та, что разговаривает с картонным манекеном? – его вопрос звучит как приговор.
– Я ее впервые вижу... – сквозь зубы цежу, забрав поднос с раздаточного столика и гадая, что делать дальше.
– Будь осторожен, Теон, не разрушь своими же руками то, что хочешь защитить, – шепчет Эмрис и, чуть толкнув плечом, направляется к выходу.
Меня должно было напугать или хотя бы взволновать его странное предупреждение, но... Но сейчас мне абсолютно плевать на Эмриса, Хэдина и Изокрейтса. Есть только она. Та, что улыбается мне
Весь остаток дня мы беззаботно гуляем по всему городу: по набережной, по парку, по бессчетному количеству улочек, забитых магазинчиками с яркими вывесками и зазывными витринами. Я поддаюсь ее уговорам, когда она, заметив за стеклом одного из магазинов женской одежды изумительное белое платье с золотой вышивкой, просит его купить.
Смотря, как ее вторая расшитая звездами шифоновая юбка развевается на теплом ветру, я чувствую, как искалеченное сердце начинает биться в давно забытом ритме.
Белый всегда был ей к лицу. Я до сих пор помню тот день, когда еще смутное, непонятное чувство лазутчиком прокралось в мое неокрепшее сердце...
Я шел – размашисто и сердито – проигрыш отцу и его, как мне показалось, ехидные замечания щекотали мое самолюбие.
Я и Дея – не бред ли? Была бы его воля, он бы меня сосватал уже сейчас. Ей всего восемь! Лохматый, тощий, упрямый – хоть и достаточно милый на мордашку – зверек. Почему не Лисия? Сестра короля? Поздний, и поэтому горячо любимый ребенок бывшего короля Авитуса. Ее кожа – кровь с молоком, а чистые голубые глаза готовы посоперничать с небом. Нет ни веснушек, которые с приходом весны рассыпались по щекам Деи, ни каких-либо других изъянов... Почему не она? Ее темно-каштановые волосы с легким налетом бронзы всегда лежали ровной волной, и, готов поспорить, что на ощупь как шелк. Да не спорю, с ней не так весело, как с Деей... Но зато с Лисией не стыдно выйти в свет. Мне почти 14... Скоро мой первый Бал Полнолуния. Вот бы пойти с ней...
Желудок жутко скрутило – я не смог поесть, так как очень нервничал перед поединком, даже несмотря на то, что это был всего лишь тренировочный бой.
Завернул на королевскую кухню, но, еще не ступив за порог, увидел ее – мой постоянный рыжий хвостик. Вздрогнув, словно меня окатили ушатом с ледяной водой, принялся обдумывать план отступления.
И тут столовые приборы, лежащие на шипованной железной решетке, начали падать на дочку королевской поварихи, которая резала овощи.
– Зара! – Дея подскочила к 10-летней девчонке и толкнула ее в сторону.
Раз – и вся кухонная утварь, далеко не безобидная, полетела в принцессу. От испуга девочка закрыла лицо руками. Я не знал, что мне делать – так и стоял, прижавшись к стене у входа на кухню.
– Ваше Высочество! – девчонка спохватилась и ринулась к принцессе. – Как Вы?
– Все хорошо, – улыбнулась она, спрятав руки за спину.
Только вот я стоял сзади и видел, что широкие длинные рукава ее белого платья стали подозрительно краснеть.
– Дея! – в страхе за девочку, совсем забыл про свое раздутое самомнение.
Схватил ее на руки и, не слушая возражений, побежал к лекарю.
Оказалось все почти не так страшно. Мелкие порезы и ссадины, единственный длинный порез на правой руке. Лекарь Цэтир обернул чистой полоской ткани ее руку – девочка категорически была против магии – и отпустил нас, наказав вернуться к вечеру.
– Зачем ты подставилась? Мы же с тобой оба слышали, как она смеялась над тобой, за глаза называя «бесполезной принцессой»… – недоумевал я.
Она лишь пожала плечами и улыбнулась, так по-детски. Не получив ответа словами, мне стало интересно, что же скрывается в этой рыжей головке...
Мы возвращаемся домой уже под вечер. Измотанная и счастливая Дея сразу отправляется спать.
Этот долгий день, постучавшийся ко мне в окно в четыре часа утра, близится к завершению. Но, чем ниже опускается солнце, тем тревожнее становится на сердце. Как же мне хочется остановить время, чтобы успеть обдумать происходящее и насладится счастьем, которым дразнит меня Судьба. Я бы все отдал, чтобы провести хотя бы еще один день с той, что сейчас спит – с моей Деей. Как же хочется стереть все преграды между нами, развязать все узлы...
– Теон? – зовет Дея, зайдя в мою комнату.
– Что случилось? – спрашиваю я, приподнявшись с постели.
– Не могу уснуть, – шепчет она.
– Я... – начинаю, не совсем понимая, что собираюсь сказать.
– Может, ты разделишь со мной постель? – тихо просит она. – Этот дом меня пугает.
Стараясь не думать о другом значении ее фразы, встаю.
– Хорошо, – соглашаюсь я.
– Спокойной ночи, – шепчет Дея, улыбнувшись, и отворачивается к противоположной стороне.
Странно, после того раза она больше не пыталась меня поцеловать. Неужели, чувствовала, что лучше этого не делать? Она всегда понимала меня и прощала. И даже несмотря на то, как холодно я себя вел с ней сегодня – по сравнению с тем, что было в прошлом – она все равно смотрела как прежде. Не отводя взгляда, словно видеть меня – это единственное, что ей нужно.
– Теон... – Дея поворачивается во сне.
Не успеваю опомниться, как она придвигается ближе, положив голову мне на грудь.
Глава 24. Спектакль
Сидела, прислонившись спиной к старому клену, и смотрела, как садится солнце. Воздух был наполнен всевозможными ароматами, напоминавшими о приходе Спринганы. Среди них я улавливала чуть сладковатый запах, который навеивал воспоминания о булочках с ванилью, что так умело пекла Деметра, жена Итэля Тертиус Лингеус – Амикуса Морталуса, Советника короля по вопросам, связанным с простыми людьми. Я смотрела, как закатное солнце подливало пурпурно-багровые краски в лазурно-голубую гладь над моей головой.
– Дея? – услышала позади себя.
– Здравствуйте, Ваше Величество, – тихо произнесла я.
– Злишься на меня? – догадался мой отец, садясь рядом со мной. Наш очередной конфликт прошел жарче обычного. Мы с папой в этом похожи – мы спокойны и уступчивы, но только до поры до времени. Если что-то нам нужно больше всего, мы не уступим, даже если все против нас. Так и сейчас – я не хотела жить без моего Тео, а папа беспокоился за меня, боясь, что я буду страдать.