Изгои
Шрифт:
Не стоит! Расстанемся по-английски, без слов! Так лучше для всех…
Что ж! Воля ваша! — оглянулся, увидел за спиною чемоданы, взявшиеся неведомо откуда, и вышел в дверь, не оглянувшись на окна. Поймал такси и поехал в общежитие.
Его никто ни о чем не спросил. Смеяться над Прошкой попросту не рисковали. Ему указали на свободную койку. Дылда затолкал под нее чемоданы, даже не заглянув в них, и тут же отправился к Верке — недавней клиентке, молодой разбитной бабе, умевшей держать верх над всеми.
Прошке она понравилась тем, что даже его, бывалого
Ну, чего рот разинул? Не надо меня уговаривать. Я сама уломалась! — сорвала с себя халат.
А если откажусь? — прищурился Дылда.
Только попробуй! Яйцы вырву! — прыгнула в постель, схватила Прошку в охапку, смяла, налетела вихрем.
Ну, ты и баба! В первой такая крутая попалась!
Цени! В другой раз не обломится! Ты мне по кайфу. А раз так, зачем ломаться? Себя и тебя мучить?
Она сбила с толку натиском и предложила навещать ее. Он не часто, но заглядывал к ней. Боялся бабы. «Такая любого подомнет и в бараний рог свернет, а мне только того и не хватает для полной остроты ощущений», — думал Прошка и не хотел привыкать.
Верка встретила его привычно, будто только вчера расстались и спросила по-домашнему просто:
Жрать хочешь? Иль сразу в постель?
Давай сначала перекурим, — предложил бабе.
Вот так? Какая сука посмела тебя раньше меня оттрахать?
Ох, Верка! Не баба! Старый козел достал! И представь, даже в морду дать не смел! В заслуженную! От того на душе тошно как в отхожке!
Плюнь! Ну что ты потерял? Дай ты бабе хоть десять дипломов, клянусь, она в постели все равно говно против меня. Тебе нужны ее знанья? Куда их денешь иль повесишь? Вот и я говорю, вся бабья наука ниже пояса. Коль нет в ней огня, дипломом не заменишь. Никому не нужна! На такую по приговору трибунала влезть не заставишь. Это все равно, что членом лунку во льду долбить. На такое лишь псих уломается. Ты ж — нормальный хахаль. Пока ничего не потеряно, жизни радуйся. Она у нас коротка и обосрана. Вали в постель! Я тебе покажу, чем мы простецкие вашему брату дороже и милей, чем образованные жеманницы- онанистки! — вытряхнула из одежды мигом и, словно куклу сунула в постель.
Верка! Стерва! Что ты делаешь?
Мозги тебе вправляю! Бабы все из одного круга! Верь искренним! Не выбирай с дипломом! С ними и в Африке хер отморозишь, — хохотала громко.
К полуночи Прошка и вовсе забыл о том, что случилось этим вечером. Верка измотала, укатала до одури, опьянив без хмельного. Она взяла его в плен, выбив из памяти совсем недавнее.
Ну и что с того, если нет у меня диплома и на двоих с братом семилетку не имею. Зато вкалываю штукатуром-маляром! Всегда заработаю на кусок хлеба с маслом. И несчастной себя не считаю! Мозги и все прочее не отсушила. Здорова как кобыла! Жизни радуюсь и другим унывать не даю! Чего сетовать? Нас работяг любить надо такими, какие мы есть, а не рассматривать ровно в зверинце: похожи на людей иль нет! Давай! Вали за стол! Пожрем и бухнем за любовь!
Хорошо,
Прошке с Веркой было легко и просто во всем. Она не врала, не притворялась, не умела кривляться и кокетничать. Она всегда говорила то, что думала, не умела льстить.
Верка! Ты хоть любишь меня? — спросил как-то Прошка.
Во, дурак! Нашел о чем трепаться? Ты мне подходишь! Пока! А дальше хрен меня знает? Я тебя устраиваю?
Иначе не возник бы!
Так и дыши! На том успокойся! Про любовь болтают дети, либо психи! Мы с тобой ни то, ни другое! Кончай пустое травить! Давай бухнем!
Через пару месяцев, просидев без зарплаты, Прошка решил подыскать другую работу, и Верка предложила ему перейти к ней в бригаду.
А жить где стану? У вас общаги нет!
Живи у меня! Угол не откусишь! — предложила бесхитростно, добавив: — За жилье натурой платить станешь! Коль устраивает, переходи хоть нынче!
Прошка пошел к начальнику узнать, когда ожидается зарплата? Но Маринка, смерив холодным взглядом, ответила, что надежд нет, а начальник занят, у него совещание.
Тогда я увольняюсь! Пусть позаботится о расчете! Иначе вытащу в суд! Хватит измываться! Пусть сам дышит без получки! — вытащил заявление, написанное загодя и положил на стол.
Отметьте в журнале число! — глянул на бабу холодно. Та поежилась и, взяв заявление, пошла в кабинет. Вернулась уже с резолюцией «Бухгалтерии произвести расчет. Выписать из общежития».
Когда деньги получу? — спросил жестко.
В течение трех дней. Так и по закону предусмотрено.
Хорошо! Пусть попробуют затянуть!
Не беспокойтесь! Ваше вам отдадут!
Через три дня ему и впрямь выдали расчет, отдали трудовую книжку. Потребовали, чтобы освободил место в общежитии.
А я уже там не живу! — усмехнулся Прошка, добавив: — У жены прекрасная квартира! Да и работать будем вместе! — взглянул искоса на бывшую любовницу.
Та выронила журнал из рук. Чтобы скрыть досаду, нагнулась поднять. Выпрямилась уже спокойной.
Поздравляю вас! — натянула на лицо улыбку, но уголки губ ползли вниз. Им хотелось разреветься.
Спасибо! Мне действительно очень повезло! — хвалился Прошка перед бухгалтером и кассиром, игнорируя секретаршу. — Подарок от судьбы получил! Трудяга! Красавица! Огонь — ни женщина! И человечище! Со взгляда все понимает! — победно посмотрел на Маринку, та сидела, уткнувшись в бумаги, делая вид, что не слушает. И только руки выдали. Они дрожали неуемно. Прошка вышел из двери с гордо поднятой головой.
Он быстро научился штукатурить, белить и красить, класть плитку, клеить обои. Верка восторгалась, хвалила Дылду. Тот цвел. Еще бы, в бригаде десяток баб. За день всех успевал ущипнуть за задницы и грудь, поприжать в углу, пообещать на будущее поймать на ночь. Верка не ревновала ни к одной. Знала, впереди ночь, и Прошке от нее никуда не деться. Она выматывала одна за всех, и Дылда лишь к обеду вспоминал, что вокруг него бабы.