Изгои
Шрифт:
Ты женатый? Трандишь? — не поверил в услышанное.
Правда это! Катьку мою ты знаешь!
Дикая Кошка?
Она! Я с нею год живу. Скоро матерью станет. Боюсь за нее, она — за меня. Устали вот так мучиться. Ни дня покоя. Я долго думал, куда пойти, что делать, чтоб прокормить своих…
Старо, кент! Сколько о том мечтало? Да все мимо. Власти никогда не дадут людям дышать нормально. Все отнимут, выгребут, обмишурят.
Не скажи. Вон, Червонец уже пристроился, игровой зал открыл для детей. Те на компьютерах шпарят. Недорого это стоит, но Гошке хватает на хлеб. На квартиру себе копит. А я что, хуже?
Ты казино иль притон держать станешь? —
Это не по мне. Я воевать пойду!
Чего? С кем это, твою мать?!
В Чечню контрактником! Там за месяц по тыще долларов дают, — глянул Толик на посеревшее лицо Яшки.
Тот закурил, матерясь, спросил, продохнув:
Тебе, лопух, сколько лет?
Восемнадцать и три месяца!
Чего так рано жизнь опаскудела? Иль баба хреновая? Сыщи другую! Зачем к смерти в зубы? Тебе нужна Чечня?
Знаешь, я много раз о том думал. Мы с тобой русские, ты поймешь меня. Они таких как мы с тобой взрывают, а скольких взяли в рабство, кастрировали? Сколько у них заложников? Мне не нужна Чечня! Но ведь и меня, и тебя могли схватить на дороге и приковать к тачке! А копать для них траншеи и окопы! Ведь они наших осмеяли и унизили, таких как ты и я. Ну, если мы самих себя не защитим, свои дома и семьи, что с нами сделают чеченцы? Да они — фашисты! Знаешь,
еще грозят! Наши городские пацаны туда сорвались. Зло взяло! Чем тут друг с другом махаться, поедем в Чечню! Дадим им вздрючку от души, так нам за это отбашляют, и домой, — Толик загасил сигарету и продолжил: — Я уже все подготовил. Даже мелкоту — определил по местам. Помнишь, говорил тебе про Дашку, какую Катька к себе взяла. Из кодлы Чирия. Так вот я ее к старикам устроил. Насовсем. Ухаживает за ними, убирает в доме, учится жить по-человечьи, в семье. Скоро год, как живет у них. Я ей запретил воровать. И ее уже полюбили как свою. Прописали. Деньги с них Дашка не берет. На нее уже завещание есть. А еще Димка с Женькой. Те уже выросли. Работают в шиномонтаже. Себе на жизнь зарабатывают. Перестали бутылки по городу собирать. Да и времени не стало: учатся оба, наверстывают упущенное. Даже Зинка теперь не побирается. Выдернул ее с улицы, но с ней больше всего мороки было. Нигде не могли приспособить девку. С нею намучились все. Зато теперь она в кружевницах. Самое дело для девчонки, и зарабатывает неплохо. Но свыкалась долго. К режиму и требованиям не могла приноровиться, а теперь втянулась. Ее хвалят, говорят, что способная, толковая девка.
А Катьку куда воткнешь? — усмехнулся Яшка одними губами.
Ее никуда! Она моя жена! Пока вместе со своей матерью живут в квартире отца! В своей! Помирились мы с тещей. Говорит, что станет внука нянчить. Ждет. Ну, а если не уживемся с нею, куплю свою квартиру. Лишь бы меня ждали! Я не задержусь надолго! Накостыляю бандюгам по-свойски и домой, — расхохотался Толик.
А ты не думаешь, что там тебя могут не только окалечить, но и убить?
Послушай, как на роду написано, то и будет. Вон наш Колька на гололеде башкой трахнулся, чуть не сдох. Не в Чечне! В своем городе, в центре! А Тишка? В газовый люк провалился. Еле откачали! Васек в озере утонул, а уж двадцать лет ему было! И без войны! Да что далеко ходить? Нашмонают менты, вздрючат в дежурке за то, что нет паспорта. Ты уверен, что выйдешь от них своими ногами? И я не знаю: вернусь ли живой? Но это война. Она и прошлое спишет, если выживу!
Пойми, тут у тебя везде свои! Что случись, есть кому помочь. А там? Даже похоронить некому!
Туда тысячи поехали! Такие как я!
Вот и управятся сами! Не лезь!
Как? Без меня воюют? Нет! Я не хочу на заднице мох отращивать. Ведь ни кого-то, наших ребят отправили! Я их всех знаю! Классные пацаны!
Ты с Катькой говорил? Она согласна?
Плакала, отговаривала, но я сказал, что наш с нею пацан воровать не будет и станет жить в нормальной квартире! Я заработаю для него!
Крест над головой! — не выдержал Яшка.
Тогда будет пенсию получать за меня и вырастит сына. Но я вернусь. Мне даже цыганка так сказала!
Нашел, кому верить, дурье!
Короче, я ведь не советуюсь. Для себя все решил и тебя предупредил.
Эх! Сколько сил ухлопал, чтоб из лопуха фартового слепить. И этот линяет!
Не фартового, мужика ты из меня сделал. И спасибо тебе на том. Даром твое не пропало, оно со мной. И поверь, дышать в тюрягах и в бегах куда как хуже, чем уйти на войну, зная, что и себя защитил, и сына не только на день нынешний, а и на будущее.
Кто это тебе мозги засушил? Ботаешь, ровно по радио шпаришь! Дурак! На войну идут те, кому большего не дано, кто нигде и никому не нужен. А у тебя кентыш наметился. Зачем от него сваливать? Другое надыбай, коль фарт осточертел. Я знаю, что вытворяет война с мужиками! Сколько их вернулось героями, а сдыхали в зонах нищими. Их слава яркая как салюты и такая же короткая как они. Погасли, и все забыто. А ордена и медали продают потом на барахолках. Кто на хлеб иль на бутылку. Кто нынче считается с афганцами? А ведь тоже воевали мужики! И гибли. Сколько вдов и сирот осталось! Кто им помогает? Никто! Когда много героев, память людей скудеет. Черствеют сердцем. И тебя это ждет. Чечня — это котел, какой будет кипеть долго.
Но кто-то должен его остудить? Или ждать нам, пока они придут сюда, одних — в заложники, других — в рабов, а детей в бомжи повыкидывают? Ни хрена не
обломится им эта затея! Да и я решил, не могу отсиживаться. Поеду со всеми! — не уступал Толик.
Ты не спеши, не горячись! Подумай. Будь я твоим отцом, оттыздил бы и не пустил, но ты меня не послушаешься, вздохнул Яшка грустно.
А знаешь, я ведь не один. Со мной Колька- Чирий едет.
Мать твою! Съехала крыша у всех!
Нет! Мы пацанву в надежные руки отдаем. Под твое начало. Ты их не оставишь. Состряпай из них приличных мужиков, сбереги до нашего возвращения. И хоть когда-нибудь навести моих. Договорились?
Ладно! Хиляем на хазу! Менты уже давно ласты сделали, а у меня там еще чифир есть. На вечер хватит, — вспомнил Яшка, идя след в след за Пузырем.
Толик не задержался в землянке. Вскоре ушел, а человек еще долго сидел, задумавшись над услышанным.
Нет, Яшка, конечно, не понял Толика. Он совсем иначе смотрел на жизнь, но пацанов он учил фарту, показывал, раскрывал секреты, но свои мозги не вставишь, не заставишь ребят жить по-своему. Они перенимали у него лишь то, что считали нужным для себя.
«Все разные! Вон Колька-Чирий — последний прохвост. Сколько девок поимел, счету нет. Редкая падла, жлоб! Ничего светлого в душе, хотя еще серьезным мужиком не стал. Толян совсем другой, слишком серьезный. С детства в стариках канает, а вот на какую глупость решился. Не иначе, Чирий уломал. Хотя, куда ему? Колька — бздилогон, за чужой спиной храбрый. Хотя, какое дело мне?» — глотнул остывший чифир и лег на топчан. Перед глазами поплыли доски на потолке. Он пытался вспомнить, как долго строил вот эту землянку. Бомжи над ним подтрунивали, мол, к чему тебе хоромы? Но Яшка решил по-своему.