Изгой. Трилогия
Шрифт:
– Что?! – уже в не себя заорал я, вскакивая на ноги и ожигая невозмутимого охранника бешеным взглядом. – Да вы что, мать вашу, издеваетесь?!
– Господин, что случилось?! – подлетел с земли Лени.
– Ничего, – буркнул я, не сводя разъяренного взгляда с ниргала. – Не отвлекайся от стряпни.
Сделав несколько глубоких вдохов, я постарался успокоиться. Удалось лишь отчасти, но этого хватило, чтобы начать трезво рассуждать. Заложив руки за спину, я сделал круг вокруг ниргала и, остановившись перед ним, задумчиво произнес, обращаясь больше к себе:
– Охраняете, значит, меня. Дело хорошее, не спорю. Вот только одно непонятно – это ваша
Не дождавшись ответа, я зло сплюнул и зашагал к костру, откуда уже доносился манящий запах жарящегося мяса. Поведение ниргалов не стало для меня новостью. Понятно, что эти мощные защитники оставлены не просто так. Вопрос в другом – как скоро они получат приказ схватить меня и как именно они его получат, чтобы успеть переиграть их.
Один способ сильно расстроить Повелителя у меня уже имелся. На ходу я осторожно нащупал прикрепленные к предплечью ножны с острым узким ножом. Под слоем меховой одежды оружие абсолютно неразличимо взглядом, а чтобы достать нож и вонзить его себе в сердце, мне хватит и пары секунд. Главное, чтобы удар был смертельным и… чтобы у меня достало решимости сделать это.
Ну а пока мы с каждым днем все больше удаляемся от поселения, выводя его из-под возможного удара. Через пару дней я отправлю лорду Вестник с парой язвительных слов – важно, чтобы он точно знал, что мы не в поселении. А дальше видно будет.
* * *
Укрытый толстым снежным одеялом лес был тих и безмолвен. Лишь кое-где в снегу виднелись следы звериных лап, указывая на то, что жизнь шла своим чередом. Вытянувшись в линию, наш небольшой отряд медленно продвигался вперед, выискивая дорогу между плотно стоявшими деревьями и стараясь не приближаться к разлапистым елям. Стоило прикоснуться к еловой лапе, и сверху падал целый сугроб пористого снега, погребая неудачника под собой. После второго такого купания я полностью осознал опасность и объезжал коварные ели стороной. Тикса не понял ничего и теперь был похож на бородатого снеговика со здоровенным обледенелым молотком в руках. Встретишь такое страшилище на ночь глядя, и на всю жизнь заикой останешься.
Кстати именно из-за непоседливого гнома я отказался от мысли передвигаться скрытно. Сопровождающий наше передвижение стук молотка, периодическое бульканье фляги с настойкой и напевание под нос боевых песен мало способствовали этой самой скрытности. Нет, сначала я попытался объяснить коротышке на пальцах, как важно не привлекать чужого внимания к нашим персонам, и Тикса меня понял. После чего он тем же способом, но в гора-а-аздо более красочных и емких выражениях пояснил, что если он не будет стучать, то руды тоже не будет. А если не будет пить и петь, то не найдет места, где постучать молотком. Связи между поиском рудного месторождения и песнями на пьяную голову я не понял, но оставил гнома в покое, единственно вытребовав запасную флягу с настойкой, чтобы успокоить расшатавшиеся после перепалки нервы. Со скорбью в глазах и зубовным скрежетом Тикса флягу все же отдал и вновь исчез среди деревьев, откуда тут же донесся шум обрушившегося
Мягкое покачивание в седле и пара глотков настойки из фляги Тиксы сделали свое черное дело, и я сонно заклевал носом. Только этим объясняется то, что я не заметил, насколько сильно изменилась окружающая нас местность. Очнулся я, лишь когда услышал изумленный полувздох, полувсхлип моего рыжего кашевара. Вздернув голову, я взглянул на разохавшегося Лени и обнаружил, что он застывшим взглядом смотрит прямо перед собой. Посмотрев в том же направлении, я почувствовал, как у меня на загривке зашевелились волосы.
Прямо перед нами начиналась мощенная камнем дорога, упирающаяся в самую настоящую деревню. Крытые золотистой соломой дома венчали кирпичные трубы, из которых вырывались струйки дыма. Чуть поодаль виднелась маковка церкви, увенчанная ярко блестевшим на солнце медным цветком Раймены. По улице в нашу сторону бежала стайка босоногих ребятишек, улыбающихся и тычущих в нас пальцами. Во дворе ближайшего дома мужик в белой холщовой рубахе оторвался от колки дров и, приложив мозолистую ладонь ко лбу, спокойно вглядывался в приближающихся незнакомцев. И там не было зимы… снег заканчивался в десятке шагов от нас, переходя в покрытую луговыми цветами землю.
Многочисленные деревья шелестели зеленой листвой под порывами ветра, в огородах кивали налитые золотистым цветом подсолнухи. На дороге колыхались ленивые облачка пыли, вздымаемые копытами лошадей ниргалов, продолжающих спокойно двигаться вперед, к деревне.
Очнувшись от ступора, я истошно заорал, срывая голосовые связки:
– С-стоять! Ниргалы, приказываю остановиться!
Двойка ниргалов мгновенно натянула поводья и остановилась словно вкопанная, послушавшись моего приказа. Еще один ниргал находился позади меня, прилежно исполняя роль молчаливого охранника. А вот последний, словно не услышав моих слов, продолжал покачиваться в седле и почти добрался до околицы.
– Стоять! Ниргалы ко мне! Немедленно! – предпринял я еще одну попытку, подавая лошадь назад. – Лени! Тикса! Ко мне!
Вылетевший из кустов Тикса недоуменно взглянул на меня и только тут узрел погруженную в лето деревню и ведущую к ней дорогу. Лени и так был в шаге от меня, расширенными глазами пялясь на побеленные стены домов. Двое ниргалов рывком развернули лошадей и направили их ко мне. Но последний воин так меня и не услышал. Сгрудившись на в двух шагах от границы между летом и зимой, мы завороженно наблюдали за удаляющимся от нас всадником. Вот он достигает околицы, лошадь тут же облепляет весело гомонящая ребятня, цепляющаяся за стремена и умоляющая покатать на лошадке. Ниргал кивает и, спешившись, подхватывает сразу двоих детей, сажает на спину лошади и шлепает по крупу. Весело заржав, лошадь прядает головой и легким галопом скачет по улице, вздымая за собой пыль. Остальные детишки с веселым визгом устремляются следом. Стоявший во дворе мужик повернул голову к дому и негромко крикнул, но я различил каждое слово:
– Власиленушка! Гости у нас. Воды ковшик принеси, с дороги-то испить в самый раз будет.
Дощатая резная дверь распахнулась, и на пороге показалась женщина, держащая в одной руке тяжелый ковш с водой, а другой подбирающая подол длинного цветастого сарафана, обнажая загорелые ступни. Просеменила до калитки и со смущенной улыбкой протянула подошедшему ниргалу воду, словно не замечая черный плащ с откинутым капюшоном, глухой шлем, иссеченную броню и оружие.
– Испейте, сделайте милость.