Изгой
Шрифт:
И нахлобучил шапку с меховой оторочкой из норки – этот пушной зверек здесь часто встречался, как и бобр – вот что значит не испорченная цивилизацией экология.
– Благодать то какая!
Зима наступила снежная, но относительно теплая, морозов еще не было. Юрий оглядел построенную малую крепость, которую назвал Славянском в честь города, что в будущем должен располагаться на этом месте, правда, цепляя самой окраиной. Фортеция была в виде трапеции, вперед выдвигались две малые башни, а широкое основание в полсотни метров по углам занимала церквушка, выполняющая еще роль сторожевой башни. И курень для служилых – бревенчатая казарма с бойницами на внешнюю
Везде протянулся бревенчатый тын, да со стороны балки высилась воротная башня. Худо-бедно, но полгектара надежно огородили, теперь можно было татар встречать, если набег зимний будет – такие случаи часто бывали. И мало приятно – быть застигнутыми врасплох, не имея пусть даже таких крепостных стен.
Да и народа хватало с избытком – почти сотня без малого православных душ решилась проживать на самом краю зловещего «Дикого поля», где встретить смерть или неволю легче простого.
Отметив взглядом бдительных караульных, Юрий вошел вовнутрь бревенчатого храма. Там было гораздо теплее, чем на улице, все же сейчас здесь столпилось почти все население городка. Боярина ожидали, освободив проход – и церковная служба тут же началась.
Священник читал службу раскатистым голосом, пахло ладаном от кадила – все истово крестились и молились. Юрий выполнял все требуемые действия, только мыслями своими был настроен совсем на другое, не мог никак оторваться от постоянных мирских забот и трудов.
Населения резко прибавилось, когда в начале ноября прибыли струги к лавре. Иван Сирко свое слово сдержал – на них нагрузили продовольствие и фураж, зерно, железо и сукно, и многое другое – все, что смогли купить через купцов.
Сумма, потраченная кошевым атаманом, не просто немалая – убийственная для Юрия. Полтысячи рублей, а как возвращать такие деньги помыслить теперь страшно.
Зато теперь можно было не опасаться голода – все погреба и хранилища в остроге были забиты всяческими припасами под завязку. Под навесами стояли большие стога сена, в сараях блеяла и мычала животина, крякала и кудахтала птица. Так что жизнь, как писали раньше, налаживалась, и можно было надеяться на лучшее.
Прибыло еще почти сорок бывших невольников, решивших пойти под боярскую руку. Два десятка мужчин, дюжина женщин, несколько детей – влились в население острога, вызвав острейший жилищный кризис. Теперь до лета бабам, девкам и детям – а это три дюжины душ – предстояло ютиться в четырех хатах. Шесть десятков мужчин и парней освоили курень, посередине которого успели возвести большую печь. Над лежанками пришлось в два яруса установить полати на столбах – так что спальных мест хватило на всех. А летом начнется широкомасштабное строительство мазанок – после Рождества батюшка обвенчает всех скопом две дюжины новобрачных.
Обзавелся Юрий самым настоящим войском – три десятка мужиков и парней, хлебнувших досыта татарского рабства и почувствовавших вражескую кровь в крымском анабазисе казаков. Никто из них уже не хотел заниматься хлебопашеством или ремеслом, жаждали послужить стрельцами под началом боярина. Галицкого посчитали удачливым сотником, которому покровительствовал знаменитый «характерник».
Юрий только обрадовался их желанию – он желал иметь под рукою пусть небольшое, но собственное войско. И при этом полностью решался демографический вопрос – имевшихся в остроге женщин едва хватило для создания семей с людьми «мирных», так сказать, профессий. Причем, «слабый пол» здесь таковым не являлся – какие «ноготочки-реснички» – бабы и девки реально впахивали
Так и стоял, машинально крестился и думал о своем, но тут короткая служба закончилась, и он первым пошел к кресту. Получив благословление, зашел в курень – здесь было пусто. Прибрано, никакого безобразия – левая половина предназначена для «тягловых» мужиков. А вот правая, более почетная, отведена для «служивых». Под лежанками стояли короба – в них хранилось нехитрое имущество.
Выйдя из казармы, Юрий продолжил привычный обход, направившись к воротной башне. Поднялся по лестнице наверх, зашел вовнутрь, отворив тяжелую дверь. Двое стрельцов «бодрянки» вскочили на ноги, третий смотрел в прорезь прикрытой бойницы – единственный источник света, другие были закрыты глухими ставнями. «Отдыхающие» из трех караульных дремали на полатях, благо от жаровни шло вверх тепло.
– Десятник пошел проверять посты, боярин, – поступил доклад, и Юрий мысленно усмехнулся – великое дело армия!
На суточный караул заступал один десяток, два других каждый день подвергались интенсивным «дрессировкам» первую половину короткого зимнего дня. А вторую занимались распилом досок, заготовкой дров и прочими хозяйственными заботами. И так день за днем – до самой весны будет, без продыха и передыха. Ибо как говорил прапорщик во времена срочной службы – «солдат без работы есть преступник».
Однако не успел Галицкий и слова сказать, как со сторожевой башни ударили в било три раза, затем прозвучал одиночный звон. Юрий быстро направился к двери, слыша лай собак, а в спину донесся радостно встревоженный голос караульщика.
– Никак гости пожаловали?!
Глава 11
– Слобожане пожаловали, интересно только с чем?!
Галицкий разглядел многообразие свиток на всадниках, все в традиционных папахах со шлыками, при саблях. А еще с ними шли трое саней, по две лошади в упряжке.
Прищурил глаза – разглядел серые свитки своих запорожцев – Смальца, Грицая и двух джур. Остальные четверо сечевиков, с «новыми» фузеями, ушли по первому снегу на Днепр. Вместе с другими казаками, что сопровождали обоз до Торского городка, который поставили поблизости запорожцы полвека тому назад на соляных озерах, всего то в десяти верстах.
В остроге уже забурлила жизнь – жители просекли махом, что сулит сей визит – московское царство потихоньку протягивало свою руку в «Дикое поле», стремясь крепостями отгородится от постоянных набегов крымских татар. Так что строительство нового городка просто не могло не остаться без пристального внимания Малороссийского приказа.
К тому же, после отмены «Юрьева дня» повсеместно велся сыск беглых, судьба которых была крайне незавидна. Ищущих свободы били жестоко кнутом, и возвращали прежним владельцам. Но уже как холопов, вся разница которых с рабами в том, что их убивать нельзя по прихоти помещика. А вот запороть до смерти могли запросто. Либо продать другому владельцу, или подарить, если на то есть желание. Чтоб впредь не бегали!
– Началась большая политика!
Оглядев приближающихся казаков, задумчиво пробормотал Галицкий и демонстративно неспешно пошел в свою хату, что именовалось всеми «боярской», отнюдь не «атаманской», как полагалось бы. Но так и казаков здесь почти не проживало. Оставшиеся четверо сечевиков каждый день, еще до заутрени, выезжали парными дозорами далеко в степь, и возвращались вечером – прозевать татарский набег не хотелось.