Измена: B-52
Шрифт:
– Черт, прости…
– Мне плевать на все. Поцелуй меня, малышка…
И я целую. Черт, ну что же я делаю? Я же хотела с ним поговорить…Я ведь правда хотела. Мне интересно узнать о его жизни, о нем, про его…развод. Чертов развод. Конечно, эта тема меня сильно волнует! Но это сексуальное напряжение превращает меня в животное, чтоб его…Поэтому я прижимаю его к себе ногами, позволяю стянуть с себя кофточку, за ней юбку, а дальше и белье.
Стасу много времени на это не нужно. Наверно, опыт большой? Наверно он часто стягивал с девчонок одежду, а эту самую форму? Сколько раз он раздевал кого, кто тоже ее носил? О, вот оно — здравствуй паранойя
«Просто он тебя не касается, вот и прорезалась твоя дурость…» - и сидеть тут совсем неудобно, а сексом заниматься каково?
– Подожди!
Я так громко и так резко выпаливаю, что пугаю Стаса, за чем следует характерный такой шлепок. О, черт…Прикладываю руки к лицу, чтобы не заржать в голос, но слышу его «ау-у-у…», и не сдерживаюсь. Черт-черт-черт! Это самый ужасный и странный секс, простите, его попытка, во всей истории всех попыток с кем-то переспать?! Надеюсь нет…
– Марина, твою мать!
– Прости…прости, пожалуйста, тебе очень больно?
– По твоему смеху я слышу, как тебе жаль.
Я не могу сдержаться — нет, это выше моих сил. Смеюсь тихо, в кулачок, но достаточно явно, чтобы это поняли все присутствующие: я, он и его ко всему готовый товарищ. Красота просто. Но знаете? В этом курьере есть свои плюсы — я могу начать думать, а не просто чувствовать. Для себя неожиданно отмечаю, что этот факт меня огорчает, но опять же: «так-будет-правильно» работает лучше любых условных рефлексов, поэтому я шепчу.
– Мы можем…поговорить?
– Поговорить?
– комично вопрошает слегка «повышенным» голосом, но потом выдыхает и сам издает смешок, - Вот прямо сейчас ты захотела поговорить?
– Прости…я просто…
Договорить я не могу. И нет, не потому что пугаюсь его реакции и и не потому что он психует — просто не могу. Мне сказать нечего. Для меня все это настолько ново, что я, клянусь, не знаю, как описать все свои чувства? Я в них теряюсь. Их действительно слишком много, чтобы иметь возможность сосредоточиться хотя бы на одном. Стас то ли это понимает, то ли просто принимает мои условия, вздыхает и отходит куда-то, потом возвращается и передает мне плед.
– Возьми и иди в гостиную. Прямо.
– А свет…
– Сейчас включу, - явдовито-саркастично замечает, намекая на неоднозначное свое положение, чем снова заставляет меня глупо хихикать.
Вот так я оказываюсь на его диване и в его гостиной по нос закутанная в меховой, коричневый плед. Свет уже горит, он мягкий, а я сама могу полюбопытствовать обстановкой.
Она меня удивляет. Я почему-то ожидала чего-то более брутального или хотя бы беспорядка, но нет. Здесь все очень красиво и…спокойно даже. Говорят, знаете, что наш дом нас самих характеризует, и оно понятно: дома мы, как в собственном убежище, храним дорогие сердцу вещи, создаем атмосферу, которая нам самим нравится, как мы сами того хотим. У Стаса тепло. Не в плане температуры, а в плане…просто тепло. Стены приятного, кофейного оттенка, на полу карамельный ламинат. Огромный, мягкий диван, куда влезет вся кухня при желании, еще и пара человек из зала. Такой же огромный телек на стене, под которым есть полка с книгами. Я отсюда вижу, что это в основном что-то о кулинарии, но также есть и художественные произведения, при том не современные. Достоевский, Дюма...классика, одним словом. Еще рамки с фотографиями…Их всего три, на самом деле: на одной он в белом таком костюме, совсем молодой и с огромным, золотым кубком, на другой в кругу семьи. Там я сразу узнаю совсем маленького Юру, а по середине женщину, на которую они оба очень похожи — их мать. Обнимает их седовласый мужчина, отец? И третья фотокарточка — это очень красивая девочка в розовом платье. Она смеется, показывая ямочки, у нее вьющиеся волосики и темные, как у отца, глаза — это его дочка.
Кстати о ней. Ее присутствие очевидно по игрушкам, которые аккуратно сложены в коробки, задвинутые на самой нижней полке — это, видимо, чтобы она смогла достать, когда здесь бывает. Интересно, она часто здесь бывает? Вон и стульчик есть. Розовый такой, с мишкой. Я его вижу, потому что кухня тут совмещена с гостиной, а на кухне этой идеальный порядок. Ну оно и понятно: Стас повар, для него это не просто «место», это его жизнь. Он и на моей убирался, мне тогда даже показалось, что я сейчас выговор отхвачу за то, что у меня там был легкий беспорядок — так смотрел, ну точно декан из моего универа…
Снова глупо хихикаю, и потом только до меня доходит, что он уже здесь. Стоит, прижавшись плечом к стене, смотрит на меня. Не злится, что важно. Так, слегка раздосадован только…но я кутаюсь в плед, чтобы скрыть улыбку, и шепчу.
– Злишься?
– Нет, - спокойно и сразу отвечает, слегка пожав плечами, - Я ведь знаю, что отомщу.
– Как?
– Собирался дать тебе футболку, а теперь передумал. Сиди голая за такой облом.
– Серьезно?!
– какая ужасная месть, я притворно округляю глаза, а он отрывается от своего места и идет на кухню.
– Серьезно. Будешь что-нибудь?
– Это нечестно! Ты то вон одетый!
Ну…одетый — это очень громко сказано. Его черная рубашка «шеф-повар» висит на нем, оголяя ровные линии пресса, который итак здорово меня отвлекает. Зачем только ляпнула? Он ведь усмехается и снимает даже такую слабую защиту, чтобы теперь я видела все без преград. Черт…
– Так лучше?
Нет. Не лучше. Его мышцы на спине будто орут: лицезрей, Марина, от чего ты отказалась. Могла бы нас сейчас кусать…
И правда ведь могла.
Краснею и туплю взгляд, тем временем Стас подходит ко мне обратно и подает бокал вина. Красное. Ягодками пахнет — да, сомелье из меня так себе. В винах я разбираюсь еще хуже, чем во французской кухне, поэтому пугливо на него смотрю, но получаю мягкую улыбку.
– Тебе понравится.
– Хочешь напоить меня и получить, что хочешь?
– пытаюсь пошутить, так как взгляд то-предатель, так и липнет к его животу, но шутка тоже оборачивается против меня.
Стас приближается, упирается в диван руками по обе стороны и шепчет.
– Я итак получу, что я хочу, Марина, мне для этого не нужно тебя спаивать. И мы оба это знаем.
Боже-боже-боже! Если не увеличить расстояние, он это «что хочет», получит прямо сейчас. А может и да? Я же не могу думать! Какой это будет разговор? Взвешивая все за и против, пока внутри меня ведется нешуточная такая война — Стас, в свою очередь, наверно думает, что у меня биполярка, если не хуже. И правильно. Я его не виню ни капли, ведь когда он уже собирается отстраниться, я хватаю его за руку и тяну на себя. Целую его. Первой. Без просьб. Я целую его, потому что мои желания побеждают разум, и на этот раз окончательно. Даже звон стекла меня не отвлекает, лишь на миг. Я тихо-тихо извиняюсь…