Измена: B-52
Шрифт:
Меня эта информация бесит, и я сжимаю ее бедра сильнее, но ничего больше не успеваю сделать. Катя молниеносно опускается на колени и тянется к моему ремню, но сама продолжает:
– А я люблю тебя. Только тебя. Для меня только ты один существуешь, обещаю, родной. Больше о ней ни слова. Заберешь свои вещи — и точка.
Я киваю, а потом с силой подаюсь бедрами вперед и откидываю голову назад. Так то лучше. Да. Никакой Марины.
Но ночью, когда Катя уже спит голая рядом, я захожу на страницу бывшей жены, откуда она смотрит на меня с улыбкой. Последняя запись на ее стене — это кадр из фильма «История
Стас
Мой вечер — это мечта. Я очень люблю свою маленькую девочку, а она любит меня. Аврора не слезает с рук, показывает каждую куклу, которая у нее есть, рассказывает ее историю, и, клянусь, я буквально каждое недосказанное и искарябанное слово ловлю, как что-то невероятно ценное. Как свое сокровище. Из-за работы и из-за того, что мы с Олей не смогли сохранить наши отношения, я лишаюсь стольких прекрасных моментов, что, к сожалению, должен собирать их по крупинкам. Наверно поэтому для меня так много значат даже, казалось бы, обыденные события, такие как «уложить ребенка спать». Для обычных родителей — это скорее бытовуха, а для воскресного папы, к сожалению, самое ценное, что может быть.
– Заснула?
Оля спрашивает тихо, когда я захожу уже глубокой ночью на ее кухню. Она готовит что-то, наверно свой завтрак на утро, а я невольно бросаю на нее слишком уж долгий взгляд. Красивая. Ноги длинные, стройная, подтянутая — Оля внешне идеальна, но так много сожалений в этой идеальности лично у меня.
– Да, - киваю, а потом присаживаюсь на отодвинутый стул и достаю телефон.
Мышка моя молчит. Спит уже, наверно, не ответила. Может обиделась все-таки? Да нет…нормально вроде расстались. Ой, ладно, сейчас я слишком устал, чтобы во всем этом разбираться, поэтому кладу мобильный экраном вниз и откидываюсь назад, прикрыв глаза.
– Устал?
– Много работы.
– И не только?
Усмехаюсь, а потом лениво открываю глаза и смотрю точно на Олю. Она уже оставила овощи, которые варила, в покое, повернулась ко мне лицом и сложила руки на груди. Ну нет…она же действительно очень красива. Оделась еще в шелк, как будто специально! Знает, как мне нравится видеть ее такой…
– Моя любимая ночнушка.
– Что, прости?
Ой, актриса. Типо не понимает, но я же вижу по глазам — еще как. Я ее читаю, как хорошо изученное произведение, то есть до последней запятой, поэтому саркастично поднимаю брови и вздыхаю.
– Думал, что ты выкинула все, что связано со мной.
– Она мне тоже нравится.
ЧТД. Так, вроде, говорили писать, когда доказываешь очередную теорему? Что и Требовалось Доказать? Я плохо разбирался в геометрии, конечно, но отлично разбираюсь в Оле. Что-то задумала…
– Оля, ты сказать что-то хочешь? Если очередной скандал назревает, давай попозже? Я к этому сейчас совершенно не готов.
– Почему ты всегда считаешь, что я с тобой только скандалить хочу?
– Опыт последних двух лет говорит сам за себя.
Она опускает глаза, сама вздыхает, а потом отворачивается к плите, чтобы снять кастрюлю с огня, но я слышу тихое:
– Будто во всем, что случилось, только я одна виновата.
Ох, ну просто прекрасно.
– Давай не будем.
– У тебя появилась девушка?
Внезапно. Конечно, спасибо, что ты закрыла ту тему, но эту я обсуждать не готов точно также, поэтому тянусь к телефону.
– Знаешь, я, наверно, поеду…
– Да подожди ты! Ладно! Не хочешь об этом говорить? Плевать.
– Что тогда?
– Давай, может, выпьем?
Теперь я уже смеха сдержать просто не могу! Серьезно, блин?! Но да. Серьезно. Для подходит к холодильнику и достает оттуда наше любимое, красное вино. Испания. 2007 год — год нашего знакомства.
– Я…эм…специально покупала. М?
– Не знаю, что ты задумала, Оль, но Аврору увести я не позволю.
– Это уже неактуально.
Ольга ставит передо мной бутылку, рядом кладет штопор, а сама грузно опускается на стул напротив, прикрыв глаза. Хм, интересно, что же случилось? Мне настолько любопытно, что я иду на поводу, беру вино и начинаю открывать, а сам на нее посматриваю. Жду. Расскажет сама или будет дальше ломать комедию? Кажется, Оленька выбирает второй вариант, поэтому я слегка закатываю глаза и все-такки спрашиваю:
– Ну и что случилось?
– Тебе не все равно?
– Оль, да брось, ты же прямо мечтаешь поделиться.
– Давыдов, не будь ты задницей!
– повышает голос она, но быстро вспоминает о дочери и сникает, - Прекрати меня подкалывать…
Нет, ладно, тут мои карты биты: Оля не играет, она действительно чем-то очень расстроена, поэтому я уже и не улыбаюсь, а, наполняя бокалы, тихо спрашиваю.
– Ну что произошло? Он тебя чем-то обидел?
– Нет, - она улыбается мягко, подтягивая к себе напиток за тонкую ножку, - Ну как…да? Но это уже неважно. К лучшему все. Не уверена, что сама хотела бы переехать в Испанию насовсем. У меня здесь мама, как никак…не хочу ее бросать.
– Как у Раисы Степановны дела?
– Как обычно. Говорит, что дура я.
– Это она любит…
Смотрю на жену, потом на вино. Ну и? За что пить то будем?
– Давай выпьем за то, что у нас вроде как получилось?
– тихо предлагает Оля, будто читая мои мысли, - Ну…быть родителями? Аврора потрясающая девочка…
– Аврора лучшее, что в нас двоих есть. За нее.
Мы коротко чокаемся, потом я делаю глоток, дразня рецептор ярким, фруктовым вкусом любимого вина. Воспоминания сами собой возникают: образы прошлого, как призраки, которые будто кричат — мы всегда будем с тобой. И я это понимаю. Мы с Олей навечно связаны толстыми нитями, как и все, у кого есть общий ребенок — это неизбежно. От этого не спрячешься, не открестишься — просто данность и факт. Мы с ней семья, а семью надо поддерживать.
– И все-таки. Расскажешь, что произошло?
– Он мне изменил со своей секретаршей.
Черт! А Бог все-таки есть, а?! Я не могу сдержать смешка, Оля вдруг сама улыбается, потом бросает на меня взгляд и тихо цыкает.
– Ну да-да, знаю. Поделом мне. Бумеранг.
– Да нет…что ты…
– Брось, Давыдов. Ты меня читаешь, но я делаю это не хуже. Сейчас ты думаешь именно об этом.
Молчу пару мгновений, а потом пожимаю плечами.
– Ладно, отрицать не буду, такая мысль действительно есть.