Измена генерала
Шрифт:
Но, когда он заводит машину, и она дергается, я понимаю, что меня ждет еще та поездочка. Размеренное покачивание не очень хорошо сказывается на моем желудке, который со вчерашнего дня не получал ничего, кроме воды.
Не проходит и десяти минут езды, как к горлу подкатывает тошнота. Желудок скручивается. Испарина покрывает тело. Глубокое дыхание не помогает. Совсем.
— Останови машину, — сдавленно произношу я.
— Что? — Вадим на мгновение открывается от дороги.
— Останови, говорю!
Он тут же сворачивает на
Выпрямляюсь, и понимаю, что наконец могу нормально дышать. Ветер и дождь остужают разгоряченную кожу. По телу проходится дрожь, но на этот раз от облегчения. В ногах чувствуется небольшая слабость, но лучше она, чем тошнота.
Прикрываю глаза и подставляю лицо дождю. Каблуки тонут в земле, а ветер проникает под плотную вязку свитера. На плечи ложится что-то, после чего становится теплее, а капли перестают попадать на лицо. Мне не нужно открывать глаза, я и без того знаю, что передо мной нависает Вадим и с беспокойством смотрит на меня.
— Ты заболела? — его звучит непривычно серьезно.
— Все нормально, — киваю и открываю глаза.
— Тебя укачало? — Вадим стоит передо мной в одной рубашке и хмурится. Выглядит под стать тону голоса. В последний раз я видела его таким только в погребе.
— Можно и так сказать, — отступаю, каблуки при каждом шаге проваливаются в землю, но, по крайней мере, я не валюсь с ног.
Зато пиджак, который Вадим накинул мне на плечи, соскальзывает. Я ловлю его в полете. Это становится отличным поводом опустить глаза, лишь бы не видеть лицо, на котором начинает проявляться понимается.
— Ева…
Я качаю головой.
— Пойдем в машину, холодно, — жалобный голосок всегда спасал меня и на этот раз работает отлично.
Вадим, чуть повременив, подходит ко мне и помогает сесть обратно в машину. На этот раз запах не тревожит мой желудок, но я все равно опускаюсь чуть ниже и кладу голову на спинку сиденья, чтобы избежать неприятностей. Вадим запрыгивает в машину, но двигатель не заводит. Осматривает меня с ног до головы. Я не тушуюсь под его взглядом, сил и без того нет.
— Ты ведь беременна? — Вадим взлохмачивает волосы, запуская в них пальцы, и не дожидается моего ответа. — Дима знает?
Я едва заметно мотаю головой, и, конечно же, от Вадима это не скрывается. Неудивительно, ведь он почти что пригвоздил меня к сиденью взглядом.
— Ты должна ему сказать, — голос Вадима спокойный, без приказных ноток, но я все равно напрягаюсь.
— Я ему ничего не должна, — хоть по телу растекается слабость, голос полон силы.
Вадим вздыхает, откидывается на спинку сиделья, затылок кладет на подголовник и прикрывает глаза. С минуту мы сидим в тишине, которую разрывает только синхронное, тяжелое дыхание и шум дождя.
— Я знаю, почему ты пришла к Артему за помощью. И что
— Знаешь? — я впиваюсь пальцами в бедра.
— Пару дней назад узнал, — Вадим резко подрывается на месте и заводит двигатель. — Как раз хотел поговорить с тобой. Но сначала давай съездим в больницу. Мне не нравится, что тебя только что вывернула и ты слишком бледная.
Он выруливает на дорогу так быстро, что я едва успеваю схватиться за кресло, чтобы не завалиться на бок. Сердце грохочет в груди, когда я замечаю, что стрелка спидометра приближается к сотне. Хоть дорога пустынная, но дождь все же уменьшает видимость.
Вадим крепко держит руль. Его движения выверенные, взгляд, исподлобья, не отрывается от дороги. Но я все равно тянусь к нему и кладу руку на бицепс.
— Мне не нужно в больницу, — чувствую, как его мышцы перекатываются под пальцами и отпускаю.
— Тебе только что было плохо, — желваки ходят на лице Вадима.
Я же усмехаюсь.
Он так переживает. Представляю, как он будет изводить свою девушку, стоит той забеременеть. Вадим хоть и кажется беззаботным придурком, но, на самом деле, очень опекающий. Поэтому, чтобы немного отвлечь его, решаю пойти на хитрость.
— Давай поговорим, раз ты хотел, — снова смотрю на спидометр. — Только снизь скорость, пожалуйста.
Вадим бросает быстрый взгляд на меня, после чего стрелка спидометра опускается вниз. Выдыхаю и прикрываю глаза. Через мгновение распахиваю их, когда собираюсь с силами для предстоящего разговора.
Вадим сильно стискивает руль. Его челюсти стиснуты. Я даже успеваю подумать, что разговора не будет, когда слышу тяжелый вздох Вадима. Он не отрывает взгляда от дороги. Наконец, тихо, словно слова причиняют ему боль, произносит:
— Ты знала, что Дима нашел наших родителей застреленными на полу кухни того дома, в котором ты сейчас живешь?
Я теряю дар речи. Буквально. Впиваюсь в Вадима взглядом. Но он молчит. Ведет машину и молчит. Кадык дергается. Создается ощущение, что ему даже глотать тяжело, не говоря уже о словах.
— Думаю, вряд ли, — он трет лицо ладонью, прежде чем снова взяться за руль обеими руками. —Я тоже был там в тот день, но Дима перехватил меня до того, как я успел войти на кухню. Прямо в двери перехватил, той самой — потайной. Саши вообще дома не было, слава Богу. Он у друга вроде остался. Ему не пришлось видеть полицейские мигалки, переживать допрос с пристрастием от наших «добрых» дядь милиционеров и, конечно, он не провожал взглядом черные мешки, в которые запихали тела родителей.
Вадим отрывает одну руку от руля и вытаскивает бумажник из кармана брюк. Бросает его мне на колени. Я хмурюсь, не решаясь притронутся к черной коже.