Измена пахнет расставанием
Шрифт:
Я сжала кружку, но боли не почувствовала.
— У него любовница, — произнесла я, а мать удивленно посмотрела на меня. — Сегодня она пришла к нам домой, а через час позвонил Дамир и сказал, что мы расстаемся.
— Ты ж ему, видать, истерику устроила! — утверждала мать, недовольно протирая тарелку. — Какому мужику, тем более восточному понравится твоя истерика?! Так, ты сейчас звонишь ему, миришься и…
— Я не стану с ним мириться, — с нажимом произнесла я, глядя на чаинки. Родители не любят чай из пакетиков. Они всегда заваривали.
Мать
— Если у мужика есть деньги, то там есть любовница! Однозначно! Не знаю, на что ты рассчитывала, думая, что ты одна у него такая? — спросила мать, а я посмотрела на цветочные занавески и записи на холодильнике. — Или ты что? Особенная?! Он же при бабках! Бабы на него сами вешаются! А ты — дура, свой шанс упускаешь! Такой мужик, тем более депутат, на дороге не валяется! А ты сама, своими руками свое счастье рубишь! Мордочку в сметанку окунула и ути-пути.
Глава 7
— Он сам позвонил и сказал, что мы расстаемся. Я ничего не успела ему сказать! — рявкнула я.
— А подождать его? Села, ждешь, а потом с лаской и любовью к нему. Авось передумал бы выгонять! А теперь эта любовница будет твои шмотки носить. И платьице примерит! — заявила мама, сокрушаясь над тем, что свадьбы не будет. — Видать, нажаловалась ему его любовница, сказала, мол, выбирай. Или я, или она! Он подумал и выбрал ее! Потому она лучше! Ты на себя посмотри! Нормальные бабы из отношений с баблом и все в золоте уходят, чемоданами дорогие шмотки и технику везут. А ты че? Ой, цепочечку с волосинку принесла и с пустыми карманами, небось! Я-то тебя знаю! Опять, на родительскую шею! Как мы с Дармичиком в отпуск, так все, королева! А как хвост прижало, так и приползла домой, как собака побитая.
— Прекрати! — закричала я, расплескав чай.
— А что мать не так сказала? Ползи обратно, мирись! Мне позор не нужен! Я уже на работе про свадьбу сказала. Как мне родственникам в глаза смотреть? А? Ой, простите, свадьбы не будет! Ты лучше подумай, что люди о тебе говорить будут! Счастье не удержала, пожила годик красиво, теперь привыкай обратно! Но я бы поехала мириться. Села бы у него под дверью, как Клавка, а того и глядишь, подобрел бы, пустил.
— Ты что такое говоришь?!!! — послышался голос отца. Я никогда не слышала, чтобы папа кричал. Но сейчас он кричал на мать, которая недовольно встала с дивана.
— А что? Нашей дочке всю жизнь в нищете мучится? Вот выйдет замуж за такого, как ты, будет копейки считать. От зарплаты до зарплаты! Лишний раз в магазин не сходишь! — крикнула мать.
— Спасибо за чай! — дернулась я, чувствуя, как меня накрывает. — И за гостеприимство тоже спасибо!
Я не помню, как оделась, натянула куртку, схватила телефон и выбежала в подъезд. Рана, которая только- только начала успокаиваться, после слов матери отдалась нестерпимой болью.
Спускаясь по лестнице, я посмотрела в телефон. Пропущенных вызовов не было. Мне нужно было просто
Я вышла из подъезда в уютный дворик старых многоэтажек. Через дорожку ведущую к подъездам была маленькая скамейка, и я направилась к ней.
А потом случилась темнота.
Последнее, что я видела перед темнотой, это ослепительный свет внезапно вспыхнувших фар и рев заводящегося двигателя.
Глава 8
Я мешала ложкой утренний кофе, радуясь, когда в дверях показался Дамир. Мы завтракали, слушая новости, а его телефон уже разрывался. Я прижималась к нему и терлась лбом об его легкую щетину, его рука сгребала мой шелковый халатик на бедре, а мраморная столешница дорогой кухни холодила обнаженную попу.
Мягкие губы со вкусом кофе оставили мне поцелуй перед тем, как поправится воротничок, галстук и закроется входная дверь.
Я допивала почти остывший кофе и смотрела в окно на то, как отъезжает его машина, и как открываются автоматические ворота парковки.
— Дамир… — позвала я, но тут же картинка стала таять, разливаясь чернотой.
В голове был бесконечный шум, словно кто-то настраивает старый приемник и никак не может найти волну. Казалось, все звуки стихли, уступив место этому скрипучему шуму.
Постепенно, я стала слышать далекие голоса.
— … могло быть и хуже, — незнакомый голос говорил сквозь слой ваты.
— … Алечка, Алечка, — звал меня женский голос все из-за той же ваты.
— … не трогай ее, — отрезал мужской голос.
— … сотрясение… перелом…
Я выхватывала слова из внешнего мира, как воришка. Таскала их и долго обдумывала, потому что смысл их доходил не сразу.
«… растяжка… кофе… реабилитация… подежурь… очнется… приложило… костыли… нога… перелом… сложный…» — несла я эти слова к себе в темноту, чтобы сложить из них картинку.
Потом темнота стала светлеть, а вместо нее появился мутный свет, слово смотришь на мир сквозь бабушкины очки. Я так смотрела в детстве, удивляясь, как она в них что-то видит.
Я лежала при тусклом свете. Вокруг было тихо. Слышно было, как кто-то сопит. Во всем теле была слабость, а я пошевелила рукой. Рука шевелилась. Вторую руку стягивало, словно ноющая царапина. Щеку тянуло так же, а вот губы пересохли настолько, что ими можно было смело делать ремонт. И использовать вместо наждака.
— Эй… — просипела я, глядя, как надо мной что-то возвышается. Белое и странное.
Я попыталась встать, как послышалось лязганье, а я поняла, что это моя загипсованная нога. Вторая нога шевелилась, но эта висела в воздухе, словно белое привидение.
Я снова погрузилась в темноту, чтобы выныривать из темноты. В первый раз я вынырнула, когда надо мной склонилась уставшая медсестра, которая что-то поправляла. Я попросила воды, и мне принесли. После этого я снова выпала из реальности.