Измена по контракту
Шрифт:
Я тоже встаю. Теряю равновесие, но быстро выпрямляюсь. Коварный итальянский граф Негрони подмигивает с небес, а копия румынского прячет насмешливую улыбку в своём бокале. Я подхожу к Владу и протягиваю руку, приглашая танцевать. Он не против, да и как он может быть против? Я же его госпожа. Он не собирается со мной спать, но про танцы разговора не было.
Я увожу его на тёмную часть веранды, чтобы другие нас не видели. Мне нужна интимная обстановка. Влад не протестует.
У нас слишком большая разница в росте, мне неудобно класть руки
— Кажется, я вспомнил, где слышал раньше твои духи.
Ох! Я обмираю. Он мог их слышать только в баре, когда я следила за ним, ещё не зная, что нам придётся переспать.
— Это обычный масс-маркет, — вру я. — Я часто встречаю свои духи на других девушках.
— Возможно. Но я услышал этот запах в баре Стаса незадолго до того, как ты пришла устраиваться на работу. И я сразу подумал, что у тебя знакомые духи, только не мог вспомнить, где их слышал. Такие сладкие, такие… тёплые.
— Да какая разница? — произношу я в его грудь.
Легонько касаюсь носом футболки. Ничем не пахнет. Он недавно принимал душ и надел чистые вещи. Меня немного пошатывает и покруживает, но как же приятно качаться под музыку в кольце его рук.
— Не знаю. Иногда мне кажется, что судьба подает мне знаки.
Мы впервые разговариваем, как нормальные люди, а не придурки. Наверное, надо сказать спасибо графу Негрони, но мне хочется думать, что я наконец-то завоевала сердце Влада Дроздова. Потом я вспоминаю, что он женат, и мне становится тошно. Он женат, а я его соблазнила.
Соблазняю прямо сейчас, чтобы получить деньги.
— С тобой такое бывает? — спрашивает он на ухо.
— Что? Знаки?
— Да.
Я пытаюсь что-то вспомнить, но вспоминаю первый момент, когда увидела его живьём, а не на картинке.
— Бывает. За несколько дней перед тем, как познакомиться с тобой, я встретила в столовой парня. У него были странные глаза. Как у тебя.
А ещё он погладил по заднице Васю, но теперь я думаю, что это произошло случайно. Ну вот! Прошло совсем немного времени, а я уже его оправдываю. Потому что влюбилась, как школьница. Ду-ра.
Влад берёт мою голову в обе ладони и поднимает к себе. Широко раскрывает глаза, чтобы я могла рассмотреть цвет:
— Ты считаешь их странными, да?
— Не могу понять, какого они цвета, — признаюсь я. — Серо-коричневые?
Он довольно улыбается и выдаёт:
— В немецком цветовом стандарте это серая умбра, номер 7022. Отличный цвет для кафеля в ванную или фасадов кухни.
— Ты издеваешься?!
— Нет, что ты! Просто я ещё лет в тринадцать это заметил, когда рассматривал цветовую таблицу. Мне понравилась идея, что каждому цвету можно присвоить номер. Так ведь проще, чем описывать словами, — «тёмно-серый с отчётливым коричневым подтоном, переходящим в оливковый». Я подбирал точные определения для всего, что видел вокруг, — для цветов, деревьев, асфальта, земли, зданий.
— И для своих глаз?
— Угу. Ян, я никому не рассказывал об этом. Только тебе. Ты ведь не считаешь меня чокнутым?
— Нет, конечно. Я считаю тебя… гениальным.
А также неординарным, ангельски красивым и до обморока сексуальным. Но об этом я не говорю. Наверное, он и так знает. Он всё ещё смотрит на меня, явно обрадованный тем, что я назвала его гениальным, и я поддаюсь импульсу — встаю на цыпочки и приникаю к его губам. Он отшатывается в последний момент. Поцелуя не получается, мы соприкоснулись губами лишь на миллисекунду.
— Нет, — говорит он. — Не надо меня целовать.
Сволочь.
Я размахиваюсь и засаживаю ему такую пощёчину, что у меня от боли немеет рука.
13. Любовник
У него краснеет не только левая скула, на которую пришёлся удар, но и правая. Мне хочется разбежаться и удариться головой об стену, настолько я ненавижу себя за эту несправедливую пощёчину. Но Влад меня не ненавидит. Глаза цвета серой умбры туманятся желанием, он облизывает губы, плывёт-плывёт-плывёт.
Как принять такой выверт человеческой психики? Я ничего не понимаю в мазохизме. Я бы на его месте двинула мне в ответ, если бы не уволила в первый рабочий день. А он терпит. Получает какие-то крохи своего загадочного извращённого удовольствия. Делится со мной секретами.
Обнять бы его, попросить прощения, зацеловать, занежить, сделать нормальным, обычным, счастливым. Подарить ощущение, что его любят и уважают. Что больше никогда не будут бить. Что ему не нужно унижаться, чтобы заслужить любовь. А вместо этого я его ударила.
Как же мне хреново!
Я оставляю Влада на веранде, а сама иду куда глаза глядят, мимо стола, где сотрудники «Питерстроя» смеются и орут громче радио. Только Роман Анатольевич обращает на меня внимание:
— Ты куда? А где Влад?
Я оборачиваюсь: Влада уже нет. Видимо, ушёл в дом. На первом этаже неярким светом вспыхивает окно с жёлтыми занавесками. Я знаю, что в это же самое мгновение на камере срабатывает датчик движения и начинается запись. Чуть позже я увижу всё, что он сейчас делает, оставшись в своей комнате в одиночестве.
— Пошёл отдохнуть, — говорю я. — А я прогуляюсь до моря, подышу свежим воздухом.
— Составить тебе компанию?
— Вы меня кадрите, Роман Анатольевич? — спрашиваю я.
— Ну что ты, Яна, как можно? Я глубоко женатый человек.
— Все вы такие, — отвечаю я и спускаюсь с веранды.
Шагаю к морю, пиная по дороге шишки. Света достаточно, чтобы их разглядеть, небо тёмно-розовое, завтра будет жара. Славик снова будет бурчать, натягивать на лицо панаму и хлебать охлаждённую воду. Но я этого не увижу.