Измена. Месть подают холодной
Шрифт:
Я объясняю сыну, что каждая жизнь ценна, и перенаправляю его энергию в сторону спасения червяка от гибели на каменной дорожке. Теперь он занят тем, что переносит всех встречных червей на газон.
Я же словно погрузилась в другой мир. Воспоминания, которые не удалось оживить Эйвану своими обвинениями, вспыхивают в сознании образами, которые я так старательно гнала из головы.
Академия Семи Стихий, которая самим своим существованием старалась помирить всех, независимо от вида и расы, беззаботная юность, сменившаяся годами кровопролитной
И водные драконы, которые силой дипломатии пытались соединить обратно распавшийся альянс.
– Твой папа не любит водных, потому что водные и огненные драконы совсем иначе смотрят на мир, – поясняю я. – Огненные драконы ценят прямоту и грубую силу. Водные же драконы почитают ум и умение решить спор без драки.
– А ледяные, мама? – с интересом спрашивает мой любознательный малыш.
– Ледяные драконы известны честью и благородством, – говорю я с гордостью.
– Ух ты! И ты самая булгародная, да, мама?
– Конечно, – смеюсь я, хватая его за руку.
Его пухлая ладошка кажется чуть прохладной.
– Ты не замёрз? – с беспокойством спрашиваю я.
Такая температура тела нормальна для меня, но не для огненного дракона. Хватаю вторую ручонку, чтобы убедиться, что сын не простудится, но тут же одёргиваю.
Вторая ладонь на фоне прохладного воздуха кажется мне почти раскалённой.
– Не холодно совсем! – восклицает сын, недовольно вырывает ручки и дальше скачет по дорожке сайгаком. Я же в недоумении замираю, провожая его взглядом.
Ведь в Ингваре скоро проснётся дракон! Неудивительно, что с ним могут происходить странности. Меня саму бросало из жара в холод, прежде чем одним прекрасным утром я смогла обратиться в маленького дракончика со слабыми тонкими крылышками.
Успокоив себя, я сворачиваю прогулку в сторону дома, пока снова не начался дождь. Служанки накрывают стол на ужин, но мне не хочется быть в компании мужа и его матери. Хочу сказать, что не голодна, и уйти, но в дверном проёме вижу мужа. В глаза сразу бросается его затянутая бинтом рука.
Моя щека закрашена толстым слоем пудры, чтобы никто не видел следа от удара, но и Эйван не ушёл из нашего столкновения целым. Чувствую, как губах расцветает улыбка. Отдаю пальто дворецкому и прохожу в гостиную, где нервный Эйван попивает что-то из стакана, стоя возле камина.
Не нужно знать его десять лет, чтобы видеть: он в ярости. В норме моя задача, как хорошей жены, утешать и успокаивать его, но мне уже всё равно. Я направляюсь в столовую.
Доктор Дункан сказал, мне нужны силы, так что я не собираюсь пропускать трапезу из-за неприятной компании.
И уже на пороге столовой меня настигает хриплое:
– Вилле.
Его приказной тон меня раздражает, и я собираюсь пройти дальше, не оборачиваясь, но Эйван опережает меня, договорив:
– Герцог Салини ждёт нас на приёме на днях, ты помнишь?
Салини – основной торговый партнёр Эйвана, так что пропустить его приём или явиться без супруги – оскорбление, которое может стоить Эйвану многого. И судя по его настроению, этот приём для него правда важен. Ведь плохое настроение у Эйвана чаще всего именно по причине неудачных сделок.
Оборачиваюсь. Вижу недовольное лицо мужа, который вот-вот готов сорваться на меня снова, и только повреждённая рука служит ему напоминанием о том, что, наверное, делать этого не стоит.
Интересно, что там, под повязкой?
Эйван явно ждёт моего отказа, чтобы получить повод выбеситься на меня снова. Но я улыбаюсь и киваю.
– Конечно. Я помню. Пойдём ужинать.
Изумление и недоверие в его глазах сменяются удовлетворением.
– Умница, – говорит от снисходительно, как обычно обращается к своим охотничьим псам.
О, любимый, ты даже не представляешь, какая я умница. У меня ещё нет чёткого плана, но я знаю точно: этот приём не забудет ни Эйван, ни Салини.
В столовую из второй двери входит свекровь, несущая большую вазу с ярко-красными хризантемами, кончики лепестков их, кажется, то и дело вспыхивают оранжевыми искрами. Аделаида настолько довольна, что напевает что-то под нос. Наверняка снова копалась в своей любимой оранжерее.
Эйван входит сразу за мной, и внимательный глаз Аделаиды сразу падает на его руку.
– Что случилось? – охает она, быстро ставя вазу на столик и несясь к своему любимому сыночку.
Мысленно ухмыляюсь, но снаружи сохраняю подчёркнуто отстранённый вид. Ну что же ты, Эйван, не пожалуешься мамочке, что жена не позволяет себя бить?
– Ерунда, поранился во время тренировки, – цедит муж и проходит дальше, мимоходом скользнув рукой по моей талии. Не то жизнь его ничему не учит, не то он считает, что моё согласие пойти на приём означает, что между нами мир и любовь.
От Аделаиды не уходит его жест. Она широко улыбается и смотрит на меня с одобрением.
Эйван думает, что наша ссора сама себя исчерпала, Аделаида считает, что я преуспеваю в восстановлении отношений с мужем – значит, их бдительность будет притуплена, а у меня будут развязаны руки для осуществления моего плана.
Стараюсь не выглядеть слишком радостной. Пусть пока что радуются они – я порадуюсь позже.
Это совершенно нормальный ужин совершенно нормальной семьи – так бы сказал любой, кто увидел бы нас со стороны.
Но быть может я недооценила бдительность свекрови. Утром следующего дня спускаюсь к карете, чтобы отправиться к доктору, а Аделаида с широчайшей улыбкой на лице уже поджидает меня внутри. По приезде мне тоже не удаётся от неё отвязаться. Свекровь проходит в комнату ожидания и уютно устраивается на диванчике прямо под дверью кабинета Дункана, невозмутимо открыв журнал.