Измена. Мой непрощённый
Шрифт:
— Я видел его, — отвечает Самойлов, — И как давно это длится?
Его тон обвиняет. Как будто речь идёт не о сыне, а о ком-то другом.
Я отвечаю:
— Месяц, может быть, два. А что тебя не устраивает?
Илья шумно дышит. Подходит к окну. В его позе сквозит недоверие. Кажется, что-то другое, совсем Денис привело его к нам.
— Ты могла бы спросить у меня, — произносит он сдержанно.
Пожимаю плечами:
— Могла, но не стала.
Чайник кипит, и я выключаю его.
— А почему именно этот гараж, не другой? — продолжает Самойлов, — У тебя там знакомые?
Я усмехаюсь:
— Допустим.
Он ведёт языком по губе. Этот признак злорадства, я знаю. Обычно он делает так, когда хочет сказать что-то важное, но вынуждает себя промолчать. Однако на этот раз данный приём не работает. И Самойлов бросает:
— И кто он?
Я удивлённо смотрю:
— Ты о чём?
Дежавю. Точно также и сын меня только что спрашивал, с кем я встречаюсь. Неужели, Денис сболтнул папе об этом? Не верю!
— Я о том, что ты делала ночью, — цедит сквозь зубы Илья.
Я замираю с чайником в правой руке:
— Что?
— Я видел тебя! — отвечает он резко и ухмыляется, будто и сам не поверил словам.
— Где ты меня видел? — уточняю я сдержанным тоном. А рука с кипятком начинает дрожать.
Самойлов становится ближе к окну. Долго смотрит в него. Позволяет мне сделать напиток. Я смотрю, как чаинки всплывают наверх.
— Как низко ты пала, Кучинская. Тебя трахает слесарь?
Я хватаюсь за полку. Боюсь, что колени подкосятся. В голове одна мысль: «Не ведись!». Но я игнорирую этот позыв, и пускаю наружу свой гнев:
— Кто б говорил? Подбирать на обочине шлюх — это лучше, чем спать с человеком, который тебя уважает?
Он стоит, занимая оконный проём. Даже глядя на спину, я чувствую злость, что исходит от тела. И уже сожалею, о том, что позволила этим словам прозвучать.
— А Деня знает об этом? О том, что ты спишь с его… боссом? — произносит Самойлов. И победные нотки звучат в его голосе так очевидно, как будто он знает ответ.
Я порываюсь толкнуть его в спину. Ошпарить его кипятком. Но держусь!
— Тебе неймётся? Так и хочется добить, разрушить до конца то, что ещё не успел? — говорю ему. Голос дрожит. Даже чашку поднять не решаюсь. Боюсь — уроню!
Илья, обернувшись, глядит на меня сверху вниз. Излучая довольство.
— Разрушить? Добить? Не пойму, ты смеёшься? Ведь это ты подала на развод! Это тебе не терпелось выгнать меня из дома. Остаться одной! Чтобы сюда привести, наконец, своего автослесаря?
Я буквально дрожу. Выхожу из себя. И поэтому тщётно пытаюсь дышать, как советуют в курсах по йоге. Вдох через нос, выдох через рот. Ещё и ещё раз.
— Молчишь? — заключает Самойлов, — Значит, я угадал?
— Как ты смеешь, — цежу по слогам, — Как ты смеешь меня обвинять? Я ни разу ни с кем не спала за всё время брака!
— Ни разу? — бросает Самойлов.
— Не нужно мерить всех по себе, — отвечаю. Беру себя в руки. А ещё — беру в руки чай. И сажусь церемонно, держа свою кружку.
Илья продолжает стоять у окна. Глаз не сводит.
— И давно это длится? — задаёт он вопрос.
Ах, вот о чём речь! Он за этим пришёл. Унять своё чувство вины? Уличить меня в этом. Не выйдёт!
— Это длится с тех пор, как я получила развод, — говорю ему честно.
Не совсем. Ведь с Витей у нас было раньше. Если считать тот его поцелуй, и объятия после ремонта… Но ему это незачем знать! Кто он? Бывший. Всего лишь.
Илья усмехается, лижет губу. И подходит к столу. Стул трещит, когда он садится. Буквально роняет себя.
— Ну, и как он тебе? — говорит с безобидной улыбкой. Словно подружка, которая хочет узнать обо всём.
Выдержав взгляд, адресованный мне, я вздыхаю:
— Отлично.
Самойлов сгребает солонку. Трясёт, проверяя. Будто хочет рассыпать её содержимое на пол.
— Он лучше меня? — этот вопрос повергает в смятение.
Мне охота смеяться! Но я вынуждаю себя быть серьёзной. Ведь речь идёт о жизненно-важных вещах.
— Что ты имеешь ввиду? — уточняю и пью. Чай меня согревает, и я решаюсь спросить, — Если ты про размер пениса, то не лучше. Но если про то, как его применять…
— Заткнись! — он бьёт кулаком по столу. И меня прошибает испарина.
Искажённое гневом лицо смотрит с таким отвращением, что мне хочется выплеснуть чай на него.
— Не смей повышать на меня голос, — вкрадчиво, сдержанно, стойко ему говорю.
Самойлов смеётся. Ладонью ведёт по лицу, собирая в пригоршню его выражение. И вот он, опять, безобидный! И тон его мягкий и ласковый, побуждает меня продолжать:
— И что ты намерена делать?
Сглотнув, ставлю чашку на стол:
— Ты о чём?
Илья, покачав головой, выдыхает:
— Об этом! Ты хочешь связать свою жизнь с автослесарем?
— А почему бы и нет? — улыбаюсь злорадно.
Он будто не верит:
— Может быть, он предлагал тебе руку и сердце?
«Предложит», — думаю я. Ведь уже не единожды слышала разного рода намёки на то, что пора познакомить детей, выйти в люди и стать настоящей осмысленной парой.
— Пока ещё нет, — пожимаю плечами, — Я, знаешь ли, после развода. Не спешу себя связывать узами брака.
— Он, наверное, гол, как сокол? — вопрошает Самойлов.
Какой напыщенный вид! Да он, верно, мнит себя Богом?