Измена. Право на обман
Шрифт:
— И вы ведь еще, наверное, задаетесь вопросом, почему ваш муж решился на измену?
Все пытается и пытается меня укусить и задеть, а я будто наблюдаю за каким-то хомяком, которому не дали орешек, и он жутко злится.
— Нет, не задаюсь. Я получила ответы на этот вопрос, — спокойно взираю на нахала в модном костюмчике. — Я же ко всему еще дотошная, а у нелюбимых и тех, с кем у меня нет обязательств, я бы всю душу вытрясла, если бы оказалась неудовлетворенной. Ты меня не потянешь даже на одну ночь.
— Ну, удачи тебе с таким характером, —
— Вот уж самомнение, — подхватываю стаканчик и делаю глоток.
Я прекрасно понимаю, что ожесточилась к противоположному полу, и знаю, какой надо быть, чтобы мужчин “не пугать” и чтобы “очаровать”, но оно мне надо?
Медитирую со стаканчиком еще полчаса и встаю. Вежливо прощаюсь с персоналом и выхожу на улицу. Шагаю к парковке и еще в машине сижу минут пять, собираясь с духом.
Почему Саша не может быть типичным мужиком, который забивает на детей после развода? Вот минус тех мужчин, которые осознают свою ответственность перед сыновьями и дочерьми. Они не исчезают из твоей жизни, и ведь даже надеяться на совершеннолетие детей мне не приходится. Там же пойдут общие внуки, ждут совместные праздники и другие обстоятельства, которые будут нас сталкивать.
Несколько вдохов и выдохов и бегло смотрю в зеркало. Ну, и взгляд у меня, конечно. У маньяков и то глаза подружелюбнее. Улыбаюсь и ежусь от самой себя.
— Все, поехали, — говорю я себе, убеждая, что не страшусь встречи с Сашей.
Глава 40. Учитесь
Денис увлеченно с другими детьми покоряет детские тренажеры. Подплываю к лавочке, на которой в одиночестве сидит Саша. Он не замечает меня и что-то увлеченно пишет в блокноте, однако когда подхожу ближе, то понимаю, что он не пишет, а рисует. Саша рисует простым карандашом в небольшом скетчбуке множество глаз.
— Привет, — обескураженно говорю я и сажусь рядом.
Денис мне машет рукой и возвращается к игре. Саша закрывает скетчбук и отвечает:
— Привет.
— Ты, что, рисуешь?
— Да, — откладывает скетчбук и карандаш. — Купил пару видео-курсов.
Обращаю на него недоуменный лик. Что это еще за фокусы? И жутко любопытно, что еще он нарисовал в скетчбуке кроме глаз.
— У меня не может быть хобби? — он улыбается и вскидывает бровь. — Планирую еще заглянуть на вечерние курсы масляной живописи. Кстати, недалеко от моего офиса. В будние дни на обеде возьму частные уроки.
— Что? — голос у меня понижается до сиплого шепота.
В горле пересыхает от удивления. Саша деловито ко мне разворачивается, закидывает руку на спинку скамьи и продолжает:
— И хобби много времени отнимает. Я ночами рисую…
Дыхание перехватывает, и мне совершенно не нравится моя реакция.
— С шарами и кубами вроде разобрался, а вот с анатомией, — вздыхает и не спускает с меня взгляда, — беда.
Я краснею от пристального и изучающего взгляда Саши. И дело не в том, что смотрит на меня с желанием или томностью, нет. Он взирает на меня цепко, как на объект, который можно нарисовать. Касается
— В общем, пока носы, глаза и уши рисую, — убирает руку, разглядывая меня.
Секундная оторопь, мое изумленное молчание, и я прихожу в себя. Сердито всматриваюсь в спокойные глаза и зло шепчу:
— Найди другое хобби.
— Нет, — безапелляционно заявляет Саша.
— Поздно, Саша, — цежу сквозь зубы.
— Никогда не поздно открыть душу искусству, — он мягко улыбается. — Да и тебе какая разница, чем я занимаюсь ночами?
— Ты прав, — фыркаю, вскидываю подбородок и перевожу взгляд на детскую площадку, а у самой сердце ускоряет бег от внимательного взора Саши.
Когда он берет в руки скетчбук, открывает его и шуршит карандашом по бумаге, я совершенно теряюсь от его наглости.
— Подбородок чуть выше, Ева, — строго командует он.
Я распахиваю от неожиданности глаза так широко, как никогда прежде, и цепенею на несколько секунд, а после в возмущении смотрю на Сашу, который недовольно приподнимает бровь, застыв с карандашом над бумагой.
— Совести у тебя никакой, Саша, — голос у меня дрожит низкой хрипотцой. — Мы в разводе, а ты тут…
— Что? — он щурится.
— Ты сам прекрасно знаешь, что, — медленно выдыхаю и встаю. — Я…я… у меня нет слов!
Подхватываю рюкзак с вещами сына и торопливо шагаю к детской площадке:
— Денис! Нам пора!
Денис ловко спрыгивает с низкой перекладины, бежит ко мне, обнимает, и я сдавленно отзываюсь:
— Иди с папой попрощайся и поехали домой.
Наблюдаю, как Денис и Саша о чем-то говорят, как обнимаются и с печалью смотрят друг на друга, не желая разбегаться. Нервничаю и злюсь на себя за минутную слабость. Все-таки вывел из себя.
У машины оборачиваюсь. Наши взгляды с Сашей встречаются, и я опять вспыхиваю румянцем. Ночами, гад, рисует. Иди к потаскухам, художник!
— Мам, — Дениска отвлекает меня от сумбурных мыслей, и я удивляюсь тому, что я уже сижу за рулем. — Вы с папой поссорились?
— Нет, — пристегиваюсь и приглаживаю волосы. — Твой папа решил художником стать…
— Да, и у него неплохо получается, — Денис кивает. — Мы вот вчера с ним целый вечер рисовали.
И тут я вспоминаю, что я хотела с Сашей обсудить очень важный вопрос, а он меня взял и сбил с толка. Глухо рычу, сжимаю руль, и Денис испуганно шепчет.
— Нам нельзя рисовать?
— Нет, — оглядываюсь с неловкой улыбкой. — Нет, милый. Можно. Я забыла папе кое-что сказать. Посиди, а?
— Ладно, — Денис медленно кивает. — Посижу.
Выскакиваю из машины и зло шагаю к Саше, который опять увлекся карандашом и скетчбуком.
— Так, — сажусь и сжимаю кулаки. — Нам надо Денису сказать, что… у него будет братик или сестричка. Ты ему еще не говорил?
— Нет, — закрывает скетчбук. — А стоило?
— Нет, — откидываю волосы за плечи. — ну то есть… сказать надо, конечно… но когда? И как он отреагирует?