Измена. Право на обман

Арская Арина

Глава 49. Ты ему веришь?

— О чем ты хотел поговорить? — Павел хмурится.

Судя по тому, что моя свекровь Анастасия, сидит бледная и молчаливая, то, вероятно, непростая беседа о возможных изменах ее мрачного мужа состоялся.

— Я хочу попросить у вас прощение, — перевожу взгляд с тещи на тестя. — Я понимаю, что не заслуживаю его, однако я должен это сказать. Простите меня.

Павел и Анастасия переглядываются. Гнетущее молчание и только тихое тиканье настенных часов над столом.

—

За что? — Анастасия едва заметно щурится.

— За мою измену. За то, что я изменил Еве, нашей семье и под нашей семьей я подразумеваю и вас. Я предал ваше доверие, — тихо отвечаю я. — И мне жаль.

— И только сейчас жаль? — Анастасия вскидывает бровь. — Где твое жаль было в момент? А я тебе скажу где, — ее глаза вспыхивают гневом и вскидывает в мою сторону руку. — Твое жаль было в твоей сисястой шлюхе!

Павел молча скрещивает руки на груди и опускает голову, пряча ехидную улыбку. Анастасия встает, и она начинает на меня кричать.

— Мерзавец! Что тебе не хватало?! Ева любила тебя! Вместо того чтобы уделять ей время и вашему сыну, ты его тратил на какую-то проститутку!

Мама Евы впервые орет на меня и не стесняется в выражениях. Она бегает по кухне, кидается в меня громкими и несдержанными возмущениями, которые я безропотно принимаю.

— И она ведь до сих пор тебя любит, козел! — хватает тарелку и разбивает ее о пол.

Павел поднимает на меня взгляд, а я в нем читаю злорадство. Анастасия срывает полотенце и накидывается на меня с ненавистью, продолжая сыпать гневными словами. Бьет полотенцем по плечам, спине. Силы в этих ударах нет, только обида и ярость женщины, чью дочь я предал.

— Сволочь! — Анастасия толкает меня и падает на стул. — Ненавижу!

Всхлипывает и утыкается лицом в грудь Павла, который ее обнимает, прижимает к себе и поглаживает по затылку, кинув на меня беглый и насмешливый взгляд:

— Надо было его ножом.

— Ева же его любит, — воет ему в грудь.

— Я ее тоже люблю, — сдавленно шепчу я.

Анастасия, отпрянув от Павла, разворачивается ко мне и грозит пальцем:

— Замолчи! Замолчи! Замолчи!

А затем со слезами прячет лицо в полотенце, которым меня отхлестала, и плачет. И это уже не обида за Еву, а напряжение выходит из нее потоком слез. Павел не стал тянуть до последнего и съездил мне по роже сразу. Стоило ему и жену взять с собой тогда. Вместе бы меня попинали.

Анастасия замолкает, вытирает слезы и решительно смотрит на меня:

— Прощаю.

— Вот так просто? — возмущенно охает Павел.

— Мое материнское сердце прощает, — Анастасия вздыхает и красными от слез глазами смотрит на меня.

Теперь и я хочу расплакаться от ее взгляда, в котором вижу теплую привязанность ко мне, как к родной крови. И все эти годы, в которые общение с тещей и тестем было для меня бременем, окрасились в иные тона. Анастасия хитрила со мной, воспитывала и направляла, потому что видела во мне

не чужого человека. Глаза все же намокают едкими слезами, и подпираю лоб кулаками, пряча свою слабость.

— Если бы мы с тобой развелись из-за твоей измены, то ты бы боролся за меня? — тихо спрашивает теща.

— Настя, господи, я тебе не изменял, — зло урчит Павел в ответ.

— Чисто теоретически?

— Да, боролся бы… — цедит сквозь зубы Павел.

— А если бы я изменила?

— Что?

Мы с Павлом в изумлении смотрим на Анастасию, которая приподнимает бровь.

— Если бы я тебе изменила и раскаялась, то ты бы меня простил?

— Ты мне, что, изменяла? — Павел хмурится.

— Нет, спрашиваю чисто теоретически, — Анастасия шмыгает и переводит строгий взгляд на меня. — Ты бы простил Еву, если бы она тебе изменила?

— Я думал об этом, — отвечаю, сцепив ладони в замок.

— Ну и? — Павел сводит брови вместе и напоминает мне злого коршуна. — Простил бы нашу девочку? Лично я бы ее ни в чем не обвинил, знаешь ли, а вот тебя да. Это ты бы был виноват.

— Да, — кивает Анастасия.

— Да, простил бы, — каждое слово дается мне с трудом. — Простил бы, если бы между нами случились все эти разговоры после развода. И я был плохим мужем.

— Ты намекаешь, что Ева была плохой женой? — Анастасия сжимает в пальцах полотенце. — Поэтому пошел налево?

— Нет, — качаю головой.

— А не ты ли ее назвал удавом в бантике? — хмыкает Павел.

— Это моя вина, что она стала удавом в бантике, — слабо улыбаюсь. — Но не удав…

— Потому что она тигрица, — шипит Анастасия. — А ты у нас кто?

— Бабуин, — пожимаю плечами.

— Бабуины, кстати, кидаются на львов, — Анастасия скрещивает руки на груди. — Это не милые тупые мартышки.

Мы переглядываемся с Павлом. Похоже, он тоже не силен в обезьянах.

— И как там наша тигрица? — Анастасия вопросительно изгибает бровь. — Скалит зубы на бабуина? Других бабуинов она пугает и отгоняет. Те аж дар речи теряют и убегают в ужасе.

— А уж не вы ли этих бабуинов к ней приводите? — хмыкаю я и выдыхаю, прогоняя глупую и злую ревность.

— Я хочу, чтобы она была счастлива, — Анастасия встряхивает полотенце и складывает вчетверо. — А ты этого не хочешь?

— Хочу.

— Милый, ты ему веришь? — переводит взгляд на Павла.

— Я знаю свою дочь, и она любит этого бабуина, а наша роль, Настя, принимать и уважать ее решения, какими бы они ни были, однако, — подается в мою сторону и с лживым дружелюбием улыбается, — я тебе голову откручу, если твои “простите и мне очень жаль” будут лишь словами. Я готов отсидеть срок. Так вот, Саша, что думаешь?

— Думаю, что это не пустые угрозы, — не отвожу взгляда. — И я проникся к ним уважением.

— Это что получается? — шепчет Анастасия. — Мне придется на старости лет передачки мужу таскать?