Измена. Влажные обстоятельства
Шрифт:
Глава шестьдесят четвертая
– А это точно плохо?
– замялись бесы, смущаясь. – Ты же помнишь, мы гадости делаем!
– Отлично! Не будете собирать мельника, деревня будет спать спокойно! Никто шастать не будет по ночам, в окна заглядывать, людей пугать! Тишина! Не деревня, а курорт! Так что делайте дальше доброе дело, спасители вы деревенские! – усмехнулась я. Бесы тут же опомнились и стали собирать
Я присела на лавку, подпирая голову рукой. Живот урчал. У меня с утра маковой росинки во рту не было.
– На! – послышался ворчливый голос домового. Он придвинул мне миску с кашей. – Это не я! Это ты меня кашей кормить должна!
Я обрадовалась и стала лопать пшеничную кашу, слыша, как бесы спорят по поводу комплектности упыря. Лябзя трусил мешок, в надежде, что из него что-то выпадет.
– А мне кажется, так и было!
– заметил Михрютка, почесав свой лохматый хохолок.
– Что значит, так оно и было! – заорал мельник. – Хочешь сказать, я без уха родился? Да?
– Ну, не знаю! Но тут ничего нет! – спорил растерянный Лябзя, пока сосредоточенно сопящий Баламошка выкладывал части тела на нужные места.
– Ты что? Человека никогда не видел! – возмутился мельник. – А ну подними руки выше! Они из плеч расти должны, остолопы копытные!
– Я видел твою избу. Печка треснула, мельница чуть не загнулась, окна выбиты. Так что нечего спорить. Руки у тебя из правильного места растут! – заметил Баламошка, почесав между рожек. Рожки у него напоминали шишки козленка. – На самом хозяйственном!
– Настя! Скажи своим бесам, чтобы нормально собрали! – возмутился ворчливый мельник. – Где мой стручок!
– Не было никакого стручка! – развел чумазыми ручонками Лябзя. – Какой стручок?
– Если бы не было никакого стручка, то я был бы бабушкой! А я – дед! – выругался мельник. – Ищите его!
– А где? – спросил Михрютка, поднимая копытца.
– В кармане посмотри! Я его перед дракой в карман прячу! – заворчал мельник.
– Ребята, нормально его соберите! – махнула я рукой. Сон крался ко мне со скоростью один пронзительный зевок в секунду. Глаза слипались, а я растянулась на лавке, подобрав под разорванную юбку босые и чумазые ноги.
Я посмотрела на свои ступни. Со стороны казалось, что я в туфлях. Но это были не туфли!
Солнце уже взошло, и мельник замер, прекратив ворчание и возмущения. Мои бесы суетились вокруг него, а остальные нудили, требуя, чтобы я дала им место.
– Не переживай! Сейчас мы тут чуточку поколдуем! Будет твой батя, как новенький! Только ставни прикрыть надо! А ночью, как солнышко закатится, он снова оживет! Не боись, Настенька! Все сделаем, как надо!
– А мы где жить будем? – спрашивали новоприбывшие бесы. Они нудили так, что слово «беситься» стало приобретать для меня новые оттенки значения.
– У Алексашки пестерь был! У Зинки – колдовницы мы в решете жили! – ныли бесы, словно погорельцы. – Нам сундук нужен! Или погреб какой! Или решето!
Я поняла, что есть все шансы не проснуться, пока я не пристрою гостей. Я посмотрела в угол, где стоял старый пыльный сундук. Видимо, он остался еще от предыдущей избы, пережив реконструкцию и починку. Старый, потертый, но в тоже время добротный и разрисованный вручную, он выглядел вполне неплохо.
– Куды, Настя! Не дам! Не трожь! Там твое приданное! – послышался голос домового, который выскочил из-за печи, словно разъяренный кот. – Я не для того его сберег!
Я уже открыла крышку сундука. Там лежало какое-то полотенце с годзиллой, крушащей город. Оно было бережно и добротно вышито.
– Это ты жониха своего будущего вышивала! Как идет он по сырой траве к тебе навстречу! Руки раскинул! Обнимать тебя, зазнобушку! – вздохнул домовой. – О таком ты мечтала!
Тьфу-тьфу-тьфу! Хоть бы не сбылось! Годзилл посмотрел на меня маленьким глазом на маленькой голове: «Ну как же так!». Я отложила древний постер, решив посмотреть, что там еще в сундуке!
Обнаружились еще три платочка. Два вышитых, а один недошитый. Как есть так и бросили. Настя, я смотрю, была еще той мастерицей!
– Дай сюды! – обиделся домовой. – Это еще не все! Это то, что я спас! Остальное, годное, быстро деревенские растащили, когда мельник помер! Тут и одеяла были, и простыни с лебедушками, и платки – загляденье.
Беру свои слова обратно по поводу Настиных талантов.
– Еще бы! Мы всей силой домовой и нечистой собирались на попрядухи шили ей богатое приданное. Думали, может, хоть с ним ее заберут! – уронил скупую слезу домовой, забирая платок с воткнутой в него иголкой. – И сейчас надежда есть! Вот тот платок овинник вышивал! А вон тот банники на пару!
– Вот вам отличный сундук! – предложила я, видя, как бесы кривятся и хмыкают.
Понятно! А вы вообще знаете, кем была Настенька до переселения душ? А Настенька до переселения душ работала риелтором!
– Винтажный, старинный, с ручной росписью – начала я, поглаживая узоры на крышке рукой. – Эксклюзивное жилье для одного, двух или целой семьи бесов. Несмотря на кажущуюся компактность, внутри он намного вместительней, чем вы думаете!
Я засунула в него ногу. Следом вторую. Я легла в сундук, придерживая крышку, чтобы не упала.
– Но это еще не все! – высунулась я. – Если вы выбираете этот сундук сейчас, вам в подарок идет ремонт и мягкая мебель!
Я взяла пучок соломы из угла и положила ее в сундук, вставая в нем во весь рост.
– Смелое дизайнерское решение оживит скучный интерьер! И добавит нотки прованса или провансаля… В чем это я уже вляпалась? А, впрочем, неважно! – продолжала я, вдохновенно и настойчиво. – Но и это еще не все! У нас есть для вас особое предложение! Оно действует только сегодня! И только на элитную недвижимость! Если вы заселяетесь прямо сейчас, вам в подарок вот эта чудная дизайнерская тряпочка!